Фаворит. Русские не сдаются! - Денис Старый

партия в Стокгольме весьма сильна. Вот если бы Россия не смогла столь решительно действовать в вопросе польского наследства, уверен, что в Швеции и сейчас преобладал бы дух реваншизма. Он и вправду скоро заявит о себе в полный рост. Я-то знаю, что шведы не смирились с результатами Северной войны, записка, мной прочитанная тому свидетельство. Они просто очень долго зализывают раны.

И то, что там уже появились некие «северные львы», готовые воевать, говорит о том, что «русская» партия так себе прорусская. Или все же это пока лишь не львы, а кучка котят, которые зондируют почву для будущих свершений.

Франции, опять же, не понравиться поражение в войне «За польского наследство». По крайней мере, они так и не посадили своего ставленника в Варшаве. Вот и наклевывается новое противостояние для сдерживания России. А сколько уже их было! А сколько еще будет!

И вот он — Петербург! Я любил наезжать в этот город. Редко какой год проходил без того, чтобы я раз десять не посетил Ленинград. Благо, что жил, считай, в пригороде нынешней столицы Российской империи. Вот климат… Но чего на него грешить, особенно мне, сумевшему прожить без малого сто лет, практически постоянно пребывая в этом самом климате.

Вот она — Петропавловская крепость! Теперь она несколько иная, чем я её помнил из будущего, но, в целом, конечно, у неё все те очертания и шпиль. Может, только стены показались мне выше.

Команда «Виктории» суетилась. Нужно хорошо знать подходы с столице Российской империи, чтобы лавировать между разными суденышками, что все чаще мешали пройти, или были неподалеку.

— Я должен вас сопроводить в Адмиралтейств-коллегию, — сухо сообщил мне Даниил Герценберг, капитан корабля «Виктория».

Немец… Опять немец! Он направлялся за новым назначением в Петербург, по оказии и я с ним. Или, скорее, на «Виктории» плыло золото, а уже потом я с ним. [Даниил Герценберг сдавал переделанный под транспортник линейный корабль Виктория и направлялся на Дон, уже начинать подготовку к будущей войне с Османской империей.]

Но нет, я не настолько не люблю немцев, чтобы не признавать, что они сыграли очень важную роль в истории России. И немалое число выходцев из Неметчины стали достойными русскими людьми. И понимаю, что немцы во многом пока даже более образованы, чем исконно русские специалисты. Ситуация начинает выправляться, но медленно — слишком мало учебных заведений в России. Даже классического университета нет, а Шляхетский корпус не справляется с задачей поставлять государству достаточно образованных людей.

Однако было бы всё же приятно, если фамилии людей, которые принимают решения, звучали по-русски и чтобы нательные крестики у них были православные. Тогда и пигмей — русский, раз носитель русской культуры. Или хотя бы чтобы эти люди были всего-то православными. Это там, в прошлой жизни, религиозность имела куда как меньшее значение. Сейчас — это русская идентичность. Все вокруг искренне верующие, и даже государственное управление имеет некоторые религиозные, сакральные основы. Недаром император — глава Русской Православной Церкви.

Так что… Да простят мои коммунистические товарищи, но отвергать Бога я не стану. Ибо человеку обязательно нужно верить во что-то светлое, незамутнённое. В светлое ли будущее при коммунизме или в райские кущи — не важно, но без веры и подкреплённой ею идеологии человеку тяжело.

— Храни все у себя… Оружие, деньги, французские платья… Меня могут забрать на разговоры, но тебя, вряд ли. Золото, оружие, как и договаривались, положишь в доме, где ты на постое… — давал я последние наставления Кашину, когда мы уже причалили и перекинут был трап.

— Не извольте беспокоится, ваше благородие. Оговаривали уже все. И караулы приставлю, и нахаживать стану в трактир, кабы застать вас. Все сделаю. Мы благодарны вам, за то… Простите, ваше благородие, лишнее говорю! — Кашин засмущался.

Я бы мог еще что-то сказать, но на корабль поднималась группа людей. Нет, две группы людей. Одна, так сразу взяла по белы ручки Дефремери и повела к черной, обшарпанной карете, запряженной ухоженными, но точно не лучшими лошадьми. Другая…

— Унтер-лейтенант Норов? — спросили меня. — Проследуйте за мной! Шпагу не забираю, но не след за нее хвататься!

— Ведите! — с улыбкой, не сломленным, решительным голосом, сказал я.

Шпагу не забрали, наверное, и не арестовали. А дальше посмотрим. Ну не сигать же мне в прохладную воду и не плыть до шведской границы. Дома же! А дома и лезвие топора палача приятнее для шеи…

Глава 17

Вытерплю несправедливость, только не бесчестье.

Цецилий

Петербург

18 июня 1734 года

Меня привезли на… стройку. Но я знал и по прошлой жизни, что тут находится Адмиралтейств Нынче лицезрел была карикатура. Будто картинка на обложку сатирического журнала, как пример бесхозяйственности. Ну или обстановка была похожа после разрушительного боя.

Шпиль здания Адмиралтейств-коллегии сброшен, стены частью разрушены, а частью, так и целы. И я не мог понять по какому принципу выбирались участки для демонтажа. И кругом ходят люди, наверное, рабочие. Но… они ходят! И никого на разборах завалов.

Впрочем, не мое это дело. Затеяли ремонт, решили мазанки заменить камнем и реконструировать Адмиралтейство, так давно уже пора. А, нет… Давно как раз и реконструируют, прям как в конце жизни Петра начали, так и продолжают. Такой вот долгострой.

Так что кабинет президента Адмиралтейств-коллегии не был под шпилем, где когда-то было рабочее место Петра Великого, одно из многих. А располагался в деревянном здании, и на вид и на внутреннее убранство, убогом. Зато чуть в стороне от строительства.

В своём кабинете в Адмиралтейств-коллегии меня встречал темноволосый, с добродушным и немного полноватым лицом, Николай Фёдорович Головин. Я подумал, что видимое добродушие президента Адмиралтейств-коллегии не должно было обманывать. Сложно представить чиновника, сплошь добродушного и мягкого, который способен достичь таких высот, как человек, сидящий напротив меня, стоящего по стойке смирно.

— Как вы думаете, господин унтер-лейтенант, почему я позвал только вас? — спросил Головин после продолжительной паузы, пока мы друг друга рассматривали. — Так почему мне пока не интересны те морские офицеры, что участвовали в том бунте? Они прибудут только после того, как станет понятным, как поступят с вами. Так отчего же?

Мне хотелось сказать логичное: «Потому что только я, мои солдаты, как сопровождающие особо важный груз, золото Лещинского, прибыли вперед. А вот Спиридов, Лаптев, Сопотов уже менее интересны для придворных вельмож, чем золото. Потому и должны они плыть другим кораблем».

Да,