Рука Короля Солнца - Дж. Т. Грейтхаус

Я видел чудеса Северной столицы, проплыл по каналам вдоль огромных равнин западной Сиены, пересек Пустыни Батира и считал себя опытным путешественником после стольких недель в дороге, но даже Трон Тысячи рук бледнел перед обелисками Ан-Забата.

Парусник убрал все паруса, кроме рулевых, и по инерции вошел в гавань. Корабельный призывающий-ветер сделал глубокий вдох и расставил ноги пошире. Я попытался – и потерпел поражение, уже не в первый раз – понять магию, которую он использовал. Она была быстрой и неуловимой, подобной прохладному ветру у меня на затылке, и оставляла совсем незаметный след в узоре мира. Легкая рябь, точно свет, проходящий через битое стекло, пронеслась по изогнутым татуировкам, покрывавшим его руки, он направил ветер вверх и вокруг рулевых парусов, и парусник послушно развернулся в сторону сверкавших дюн.

Все пятнадцать дней нашего путешествия я внимательно наблюдал за призывающим-ветер. Ан-Забат отказался от всех попыток империи добавить их магию в канон, что лишь усилило мое желание ее изучить. Я понимал, что она не окажется той истинной, не знающей границ силой, что я почувствовал, когда моя бабушка оставила на мне свои метки, однако лелеял надежду, что смогу получить более глубокое понимание магии, которую Рука-Вестник назвал примитивной и которая, как я понимал, была столь же могущественной, как сам канон.

Оставалось надеяться, что у меня появится возможность удовлетворить собственное любопытство – и собрать сведения о богине Ан-Забата и ее чуде – после того, как я начну исполнять обязанности министра торговли.

Я понимал, что такая магия должна иметь ограничения, похожие на колдовство, и не позволит мне овладеть ею в полной мере. Однако я жаждал получить знания, лежащие за пределами канона. Любая глубинная правда, которой я овладевал, могла стать краеугольным камнем третьей дороги в мире – я намеревался проложить для себя этот путь, сначала в Академию, а потом дальше, к настоящей свободе.

Паланкин нес меня через город, в сторону имперской цитадели, чьи широкие стены из песчаника соперничали с обелисками в господстве над горизонтом. Через каждые несколько кварталов мы проходили мимо развалин, оставшихся после взрыва химических гранат или уничтоженных при помощи боевой магии. На мой взгляд, горожане выглядели странно – у них была бронзовая кожа и светлые волосы, и, хотя я изучал их язык, обрывки фраз, доносившихся до меня, оставались лишенными смысла, как биения крыльев мотылька. Еще более диковинными мне показались одногорбые верблюды, которые тащили повозки или несли груз на спинах.

Они представлялись мне существами из чуждых легенд.

Мы миновали Благословенный Оазис, расположенный в тени цитадели, в самом сердце города. Статуя Нафены, покровительницы города, дарившей дожди и родниковую воду, стояла посреди площади.

Она была высечена из песчаника и покрыта серебром, а в руках держала сосуд, украшенный рубинами и сапфирами.

Квартет стражей – двое мужчин и две женщины, на бедрах которых висели длинные изогнутые клинки, а руки украшали татуировки, – стояли рядом, неподвижные, точно статуи, словно являлись частью скульптурной группы. Я подозревал, что они будут так стоять до тех пор, пока кто-то не попытается осквернить статую. Вода, сверкавшая точно самоцветы, каскадом выливалась из сосуда в бассейн у ног богини. В нем на прохладном мелководье играли дети.

Чудом была не сама статуя Нафены, но изобилие воды здесь, посреди высохших пустошей. Я попытался отыскать какие-то намеки на сотворенные сотни лет назад магические заклинания, но обнаружил лишь следы призыва ветра, идущие со стороны гавани.

На площади вокруг статуи Нафены бурлил огромный рынок, пиршество звуков, цвета и жизни. Продавцы громко предлагали товары, доставленные из империи и западных земель: переливавшиеся шелка и птиц с разноцветным опереньем, сложные часовые механизмы, специи и дорогие вина. Между прилавками акробаты и фокусники показывали свои представления под гром аплодисментов и дождь монет.

Самая большая толпа окружила женщину, которая вращалась и подпрыгивала на месте, одновременно размахивая расшитыми серебром шарфами, перелетавшими из одной руки в другую. Теперь уже хорошо знакомый холодок коснулся моего затылка, и я понял, что ветер помогал шарфам танцевать в воздухе. Я наблюдал за женщиной дюжину ударов сердца, пытаясь уловить следы ее волшебства, и сообразил, что говорящие-с-ветром использовали свою магию не только для войны и парусников.

По мере того как мы приближались к огромным каменным воротам цитадели, я увидел на стенах следы применения боевой магии, а также другие шрамы – как будто камень отразил удары огромных клинков. Баллисты, установленные на четырех заново отстроенных угловых башнях, были направлены в сторону города, по бастионам расхаживали патрули, вооруженные тяжелыми арбалетами и связками гранат.

Я отвернулся. Они слишком живо напомнили мне Железный город. Я должен был сосредоточиться на настоящем и будущем, а не бередить старые раны – пусть они остаются в Найэне.

Извилистые каналы во дворе цитадели питали неглубокие пруды. Цапли с розовым опереньем, доставленные сюда из южной Сиены, бродили среди лилий. Павильоны, построенные из привезенного дерева, украшали изящные, поросшие травой холмы, бамбуковые рощи и пористые камни с далеких озер. После путешествия по Пустыням Батира и пыльным, заполненным людьми улицам сады посреди Ан-Забата, напоминавшие Сиену, показались мне чем-то нереальным.

Как только я сошел с паланкина, ко мне сразу подошел худощавый стюард.

– Добро пожаловать, ваше превосходительство, Рука-Ольха, – сказал он и низко поклонился. – Меня зовут Джин, ваш покорный слуга на все время вашего пребывания в Ан-Забате. Ваш багаж будет доставлен к вам в покои. Вас уже ждут их превосходительства Рука-Пепел, Рука-Алебастр и его высокопревосходительство Голос-Родник. – Джин был высоким, хрупким и смуглым.

Он напомнил мне Коро Ха, и я ощутил волну тоски по своему бывшему наставнику.

– Откуда ты родом, Джин? – спросил я, когда он вел меня в глубину сада.

Стюард склонил голову.

– Мы все слуги императора и граждане империи, ваше превосходительство, – ответил он.

– Да, но ты же где-то родился, – не сдавался я, почувствовав непонятную тревогу. – Мне достаточно взглянуть на тебя, чтобы понять, что ты не сиенец – например, любой сразу скажет, что я выходец из Найэна.

Почтение Джина оставалось неизменным.

– Тоа-Алон давно стал провинцией империи, – сказал он. – Мы иначе относимся к подобным вещам, чем, как мне кажется, принято в Найэне.

Я вспомнил слова Коро Ха, сказанные им в начале обучения – что моя лояльность будет проверяться снова и снова, – и решил не поддерживать разговор на эту тему. Интересно, что же произошло в Тоа-Алоне, если люди так старательно подчеркивали свою верность империи?

Скоро мы подошли к павильону Парящих Стихов, где трое мужчин полулежали в креслах, расставленных вокруг искусственного ручья,