Рука Короля Солнца - Дж. Т. Грейтхаус

домой. Наверное, на успокоение. Короткое возвращение к простоте раннего детства, еще до появления Коро Ха, до того, как я получил имя в огне, когда жизнь была похожа на длительное путешествие от одной забавы к другой, свободная от сложных вопросов, давления и горя. Ее прерывали лишь редкие отклонения от нормы, такие как неожиданный визит дяди и солдаты, которые приходили его искать.

Но я обнаружил, что не могу сбросить бремя, которое носил на плечах.

Как бы я ни мечтал погрузиться в простое и беззаботное прошлое, меня преследовало будущее. По мере того как приближался день моего отъезда в Ан-Забат, мои тревоги вызвали к жизни старые, повторявшиеся кошмары – шаги в храме, моя изуродованная плоть и хрупкие кости, сияющие глаза волчьих богов, наблюдавшие за мной из каждой лесной тени. Сны, которые не казались менее ужасными из-за того, что были знакомыми.

И, если быть честным с самим собой, прошлое никогда не было простым. После Железного города все, что я постарался забыть из уроков бабушки, вернулось и поселилось в моих мыслях, вызывая вопросы, на которые, как я считал, давно получены ответы.

Восстание убило Иволгу, моего единственного друга, но ни один из нас не вступил бы на тропу насилия, если бы император не пожелал усилить свою власть в Найэне. И что еще хуже, магия, предложенная мне империей, – главная причина, заставившая меня отказаться от пути бабушки и начать служить императору, – не смогла спасти жизнь Иволги. Какой смысл в изучении магии, столь ограниченной и бесполезной, когда я более всего хотел изменить мир?

Кошмары продолжались и возвращали меня в залитый кровью двор так же часто, как в Храм Пламени. Я начал избегать сна, стал гулять по саду отца по ночам, пока усталость не загоняла меня в постель, где мне удавалось поспать несколько не обремененных ужасами часов до рассвета.

Однажды во время такой прогулки я дошел до Храма Пламени. Новые сорняки выросли между плитами. Каменные волки стали менее угрожающими, чем десять лет назад, – и сейчас показались мне совсем не такими высокими, – однако, когда я проходил мимо них, я почувствовал покалывание в затылке, словно они продолжали за мной следить. Я не стал обращать внимания на это ощущение.

Они были всего лишь камнем, пусть в моих кошмарах их глаза наполнялись пламенем и они говорили человеческими языками.

В самом храме я обнаружил следы лап в пыли – быть может, лисы или горной собаки, – но не нашел следов человека. Пламя в сердце алтаря потухло; каменная поверхность была холодной под моими пальцами.

Предательская ностальгия вызвала приятные воспоминания об этом месте. Бабушка знала меня, как никто другой в целом мире. Я понимал, что никогда не смогу поделиться с кем-то той частью себя, которую она во мне развивала под провисавшими карнизами и выцветшими фресками, на вспученном деревянном полу, когда вокруг больше никого не было. Даже Иволга не знал обо мне всего. Смогу ли я и дальше представлять окружающим только отредактированную версию Вена Ольхи и жить в соответствии с требованиями империи?

В какой-то мучительный момент я пожалел, что бабушка не забрала меня с собой, когда отправилась на север, чтобы присоединиться к восстанию.

Как вкус деликатеса, растаявший на языке, или звук затухающей ноты, это чувство прошло. Ее дорога не стала бы для меня тропой к свободе, я лишь получил бы другие ограничения, другие оковы к своему могуществу и будущему. Возможно, бабушка заботилась обо мне и старалась сделать так, чтобы мне было лучше, однако она понимала меня ничуть не больше Руки-Вестника и могла дать мне еще меньше.

Я чувствовал, что мне нужно что-то взять на память во время этого последнего посещения Храма Пламени, – напоминание о том, что однажды я свободно управлял магией без отметок ведьмы или канона и, быть может, смогу снова.

Я сразу подумал – как если бы эту мысль мне навязала сторонняя сила – о сундуке, стоявшем под алтарем. Книги все еще лежали там, но они могли привлечь нежелательное внимание и их было бы трудно скрывать. Но под ними я нашел обсидиановый нож, завернутый в ткань. Я взял его и взвесил на ладони, восхищаясь маленьким примитивным оружием, которое принесло мне столько горя. Нож был безупречен – лишенный особенного смысла предмет для всех, кто не имел отношения к тайнам колдовства, – но для меня он был особенным. На обратном пути в свою комнату я с удивлением увидел фигуру в легком розовом платье под тяжелой шалью, держащую в руках фонарь, разгонявший темноту сада.

– Я услышала, как ты гуляешь по саду, – сказала мать и посмотрела в сторону леса за моей спиной. – Я думала, что ты оставил в прошлом подобные вещи.

– Мне не спалось, – сказал я, испытывая необычное смущение, словно был ребенком, который таскал сладости из кухни.

Обсидиановый нож я спрятал в рукаве.

– Ольха, я хотела тебе кое-что сказать, – после некоторых колебаний заговорила она, – но всякий раз время было неподходящим. Мы всегда… ну… сиенские матери редко остаются наедине со своими сыновьями.

– За исключением тех случаев, когда те болеют, – заметил я.

Она улыбнулась в ответ, но затем ее лицо снова стало серьезным.

– Я знаю, чему тебя учила бабушка, – продолжала она. – Она учила и моего брата. В результате он вовлечен в отчаянную, мстительную войну против империи. И… теперь ты понимаешь, что собой представляет эта война. Она безумна, Ольха. Ты должен забыть то, что она тебе говорила, – ее истории, магию, все.

– Даже то, что империя убила твоего отца? – тихо спросил я.

Моя мать всю жизнь старалась вести себя спокойно и невозмутимо, как положено женам сиенцев, поэтому сразу погасила вспышку гнева.

– В особенности это, – твердо сказала она. – Я уверена, ты слышал, что император знает мысли своих Рук.

В этот момент все мои худшие мысли о ней показались оправданными. Я подумал о других женщинах найэни, с которыми встречался, – бабушке, Яростной-Волчице и ее дочерях. Моя мать была намного слабее, чем они, намного более трусливой.

– Кто из нас Рука императора? – осведомился я. – Кто из нас знает правду о том, что император делает, а что – нет?

– Ни один слух, который повторяется так часто, не может быть ложным, – ответила она. – Ты не слишком высокого мнения обо мне – я вижу это по выражению твоего лица, – но ты не знаешь, что я делала, чтобы тебе не грозила опасность в мире, который должен был нас убить. Ан-Забат находится очень далеко от Найэна. И это