Рука Короля Солнца - Дж. Т. Грейтхаус

который по спирали протекал по полу. Одни мальчики-слуги из Ан-Забата размахивали веерами из павлиньих перьев, другие наполняли чаши легким сливовым вином и пускали их на бумажных плотах по ручью.

Отдыхающие чиновники брали чаши с вином и потягивали его с видимым удовольствием.

– Добро пожаловать в Ан-Забат, Рука-Ольха, – приветствовал меня Голос-Родник, когда я опустился в четвертое кресло. Он был старше, чем Голос Золотой-Зяблик, и тетраграмма империи у него на лбу сияла среди потемневших от солнца морщин. – Должно быть, ты устал после путешествия, но присоединяйся к нам, а Джин и слуги позаботятся о твоем багаже. Мы по очереди сочиняем стихи. Немного праздности в жаркий полдень.

– Впрочем, при дворе Ан-Забата невелик спрос на поэзию, – заметил Рука-Пепел. Его темно-синие одежды украшал рисунок, напоминавший доспехи. Он улыбнулся третьему мужчине. – Я полагаю, нам не следует расставаться с мечтой о более серьезной должности, не так ли, юный Алебастр?

Рука-Алебастр поправил медные очки и перекинул длинные, гладкие как шелк волосы через плечо.

– Да, я могу, но боюсь, Ан-Забат является максимумом ваших возможностей, – заявил он.

Улыбка Пепла перешла в грубый хохот, и он погрозил Алебастру пальцем.

– Следи за ним, Рука-Ольха. Во всем городе ты не найдешь человека, склонного к более жестоким шуткам.

– Если не ошибаюсь, сейчас очередь Алебастра сочинять стихотворение, верно? – сказал Родник, направляя беседу в другое русло.

Алебастр бросил на Пепла мрачный взгляд, потом выпрямил спину, и на его лице появилось отрешенное выражение. Пока он собирался с мыслями, Родник описал правила состязания, объяснив, что каждый должен сочинить и прочитать стихотворение. Если остальные его одобрят, то возьмут следующую чашу, плывущую по искусственному ручью. Если же сочтут стихотворение банальным, нескладным или имеющим другие недостатки, чашу следовало пропустить.

Мне показалось странным, что волшебники Ан-Забата проводили время за выпивкой, но я решил, что они устроили маленький праздник в честь моего прибытия и мне следовало чувствовать себя польщенным. Кроме того, было бы неразумно начинать столь важные отношения с критики их привычек.

Рука-Алебастр открыл бумажный веер. По его команде слуги приготовили чашки и бумажные плоты.

И он начал читать стихотворение.

Три цапли вышли из бассейна и взлетели.

На солнце серебром сверкнули их широкие крылья.

Моя рука скользнула по странице, смазав чернила.

Я окунул кисточку и подумал о доме.

Он закрыл веер, и Голос-Родник взял чашку с бумажного плота. Я последовал его примеру. Стихотворение было немного вторичным, но вызывало воспоминания.

– Ха! Я выиграл! – заявил Рука-Пепел. – Он взял чашку правой рукой! Ты мне должен, Алебастр. «Левша с Востока», клянусь задницей!

Почувствовав себя неуютно, я перевел взгляд с одного на другого.

Рука-Алебастр закатил глаза, а потом сконфуженно посмотрел на меня.

– Ты пользуешься известностью как первый найэни, ставший Рукой императора, – сказал Рука-Алебастр. – Нам прислали твою родословную, вместе с объявлением о назначении на должность и несколькими… другими заметками. Пепел и я поспорили, действительно ты являешься левшой или это твое прозвище, если учесть… необычное место тетраграммы.

– Я найэни по материнской линии, – сказал я, стараясь говорить небрежно, хотя испытывал смущение и гнев. Мне пришлось проделать путешествие через всю империю, чтобы узнать, что унизительное прозвище меня опередило. – И, чтобы решить ваш спор, – я амбидекстер. Мой наставник позаботился об этом после травмы, полученной мной в юности. – Я показал им шрамы на правой ладони. – Тарелка разбилась у меня в руке. – Похоже, эта часть истории была им неизвестна? Возможно, пропала где-то в районе Северной Столицы?

– Знаешь, я воевал в Найэне, – продолжал Пепел, словно я ничего не сказал. – Кажется, там продолжаются стычки с разбойниками в горах? Ха! Голос Золотой-Зяблик и Рука-Вестник нелучшим образом проявили себя в этой провинции, не так ли?

– Там больше нет разбойников, – сказал я и постарался отбросить горькие мысли об Иволге.

– Рука-Пепел, ты не взял чашку, – заметил Голос-Родник.

Пеплу не понравилась неожиданная смена темы.

– Конечно! Это уже третье его стихотворение о тоске по дому, – заявил он.

– Ты против этой темы? – спросил Алебастр, глядя на него поверх очков.

– Да, – коротко ответил Пепел и подергал вышивку у себя на рукаве. – И образ получился слишком вычурным.

Алебастр посмотрел на Родника в поисках поддержки.

– А я считаю, что стихотворение получилось красивым, Алебастр, – сказал Родник. – Рука-Ольха, ты готов сочинить стихотворение следующим?

– Ха! Да, – сказал Пепел. – Давайте послушаем, на что способен выходец с Востока.

Пепел уже дважды меня оскорбил. Я сделал глубокий вдох и постарался сохранить спокойствие. Слуги уже приготовили следующий набор бумажных плотов. Пепел, Алебастр и Родник явно проявляли нетерпение. Я выпалил:

Сладкая слива тонкой струйкой течет из бутылки…

Мой рот остался открытым. Неужели я ребенок, извлекающий образы из того, что он видит вокруг? Слуги наблюдали за мной, наливая вино, – казалось, они решили, что я уже закончил. Я искал вторую строку, нечто подходящее случаю, впечатляющее, однако без ярких эффектов, классическое, но не вторичное. И быстро!

Пепел забарабанил пальцами по столу. Я продолжал:

Пламя очага греет наши замерзшие кости.

Новые спутники на горной тропе.

Присядьте, чтобы разделить со мною вино.

К моему удивлению, все трое взяли чаши. Алебастр некоторое время задумчиво смотрел в свою, потом пробормотал:

– Ритм немного странный.

И выпил.

Оставшуюся часть дня мы провели, выпивая и критикуя стихи, сочиненные другими. В конце я посчитал возможным пропустить чашу в третий раз, когда Рука-Пепел сравнил копья сиенских легионов с полумесяцем луны, и позднее, когда Голос-Родник, пьяно спотыкаясь, прочитал стихотворение о бабочках. С наступлением сумерек слуги принесли традиционный сиенский ужин: перченую жареную говядину, пшеничную лапшу с древесными грибами, молодую капусту в чесночном соусе, все – приготовленное из ингредиентов, привезенных с материка. Я поел, потом извинился и ушел. Джин отвел меня в мои покои, которые оказались просторными, как зал приемов моего отца.

Возможно, дело было в постоянном повторении Рукой-Пеплом слов «выходец с Востока» или объяснялось простой тоской по дому и головокружением от внезапной перемены мест и новой роли, которую мне пришлось играть.

Или причины были более глубокими – постоянная несовместимость, которая преследовала меня еще со времен противоречивого детства, усиленная бездумной жестокостью Пепла. Тем не менее ночью в моих покоях мне отчаянно захотелось исполнить Железный танец, чего я не делал с тех пор, как сдал экзамены. Расслабившись после нескольких выпитых бутылок вина, я легко проделал первые движения.

После дюжины шагов я перешел к той части танца – удар локтем и