Реликты лета - Антон Аркатов

ли двойник действительно беспокоится о моей безопасности и благополучии, но иначе он вёл бы себя по-другому по отношению ко мне. Даже думать страшно, что случилось с местным Электроником. Что-то подсказывало, что двойник не стал бы тратить время, чтобы отправить его в другой цикл, как поступила Славя со своей копией.

– Ну, что решил? – Молчание затягивалось.

– Да что же ты творишь? – Славя дёрнула меня за руку, но я вновь проигнорировал её.

– Ладно, давай так, – наконец отозвался двойник. – Я тебе не верю, и мне нужны гарантии. Что бы ты там ни придумал, в новом цикле всё повторится. И чтобы сейчас мы оба точно остались в плюсе, ты расскажешь мне, где найти очки. Таким образом, я выведу вас с поляны, вы вырубите меня линейкой, или свистком, или что у неё там ещё есть, но зато я буду знать, где находятся очки.

Я машинально посмотрел на Славю, хотя твёрдо собирался этого не делать. На её лице читалось выражение такой злобной решимости, что мне стало не по себе.

– Твой ход! – прокричал двойник.

– Ладно, договорились. Очки лежат на складе, в серой большой коробке на верхней полке крайнего правого от двери стеллажа, – сказал я, хотя был уверен, что это не прокатит.

– Ну да, конечно! – ухмыльнулся он и скрестил руки на груди.

Мой расчёт не оправдался. Двойник смекнул, что даже если я сказал правду, то нам со Славей ничего не помешает воспользоваться свистком, когда он пройдёт мимо нас, надеть на него очки и первыми найти фотоаппарат.

– Слушай, ну мы ведь так далеко не уедем. В какой-то момент тебе всё равно придётся решиться на что-то, веришь ты мне или нет. Ты ведь сам это предложил!

Вся ситуация ощущалась как бесконечный внутренний спор относительно какого-то важного решения. Бывают люди, которым с самим собой договориться сложнее, чем с кем-либо ещё. Я как раз из таких людей. Как и он.

– Тебе нужно просто сказать правду. – Двойник нахмурился.

– Почему ты думаешь, что я тебе вру?

– А это не так?

– Даже если это так, то как ты узнаешь, что я скажу правду в следующий раз? Мы можем продолжать эти игры до бесконечности.

– Тогда просто отдай мне очки. Брось их в мою сторону.

– Ага, чтобы ты их забрал, а нас оставил здесь умирать!

– Да заткнитесь вы оба уже! – заорала Славя, всё это время стоявшая молча рядом со мной. – Мне и одного Семёна выше крыши хватает! Двоих я не выдержу! Ты! – Она обратилась к двойнику. – Тебе всё равно не найти фотоаппарат раньше нас. Ты хоть знаешь, зачем он нужен?

– А ты знаешь? – коротко ответил двойник вопросом на вопрос.

– Что я знаю, так это то, что тебе он абсолютно без надобности!

– Это уж позволь мне самому решать. Если для неё он представляет такой интерес, то вещица явно занятная.

«Для неё»? И почему я вообще всегда думал, что человек, отправивший Славю на поиски фотоаппарата, – мужчина?

– Ты просто хочешь вечно всё делать наперекор другим! – продолжала кричать она. – Пока я пытаюсь налаживать контакты и искать помощи, ты пытаешься всё разрушить!

– Я просто хочу отомстить этому месту и его создателям.

А вот мой двойник выглядел не в пример спокойнее. Казалось, в этом и состоял его замысел – вывести Славю на эмоции. Необходимо было что-то предпринять.

– Ладно, хватит! – вмешался я, обращаясь к двойнику. – Понимаю, ты не поверишь ни единому моему слову. Справедливо, я бы тоже не поверил. В таком случае предлагаю дождаться здесь окончания цикла. Уверен, смерть здесь не конец.

Славя злобно посмотрела на меня, но ничего не сказала, а двойник лишь вновь дьявольски ухмыльнулся.

– Просто не вижу других вариантов. – Я пожал плечами и убрал очки в карман.

* * *

Время шло, темнота неторопливо накрыла поляну. Мне безумно хотелось есть и пить, а Славя выглядела ещё хуже. Всё это время двойник простоял на одном месте, не шелохнувшись. Наверное, у него есть какой-то специальный реликт выносливости или типа того, потому что иначе я никак не мог объяснить такую стойкость. Мы изредка перебрасывались со Славей ничего не значащими фразами, касающимися нашей ситуации, но в остальное время просто сидели спина к спине, чтобы сэкономить силы. Шла война на истощение, и подавляющее преимущество было на стороне моего двойника.

Я убедил Славю поспать, а сам остался наблюдать за двойником, который всё это время не произнёс ни слова и, казалось, даже ни разу не переменил позы. Через несколько часов настала моя очередь, и я с облегчением закрыл глаза.

День А. 2. 3

Мы бежали. Бежали из последних сил. Так бежит человек, отчаянно цепляющийся за жизнь. Обречённый человек, который знает, что ему уже не спастись, но он всё равно борется с неизбежным – с судьбой. Я с трудом закрыл за собой тяжёлую металлическую дверь. Не знаю, насколько глубоко это бомбоубежище и способно ли оно выдержать ядерный взрыв, но сейчас нам больше негде спастись. Она крепко сжала мою руку.

– Не бойся.

– Да я и не боюсь, – недоумённо пожал я плечами и проснулся.

* * *

– Тьфу ты, опять эта хрень снится!

Только в этот раз я действительно оказался в бомбоубежище. Сколько сейчас времени, понять было совершенно невозможно, но чувствовал я себя отдохнувшим, хоть голова и гудела от сна в душном помещении. Вода в этот раз показалась ещё более мерзкой на вкус, а галеты после вчерашнего опорожнения желудка я решил вовсе не есть.

Итак, мой путь лежит обратно в лагерь, но теперь я точно знаю, что должен сделать!

На поверхности занимался новый день, ночью, по всей видимости, шёл дождь, поэтому в воздухе висел противный запах сырости, смешанный с гнилью от старого лагеря. Я вышел за порог, обернулся и в последний раз окинул взглядом утонувший в сумраке холл, скамейки, лестницу и откинутый в сторону люк в бомбоубежище. Мне здесь не место, – пронеслось в голове. Это они загнали меня под землю, вынудили бежать и прятаться! Но теперь всему этому конец!

Я уверенным, быстрым шагом направился в сторону лагеря. Лишь спустя некоторое время до меня стало доходить, что что-то не так. Окружающий лес, ещё недавно пышущий жизнью, словно утратил свою сущность. Там, где прежде ветвились и шуршали кронами высокие деревья, теперь стояли обугленные останки, угрожающе простирая свои головешки ввысь. Выгоревшая земля была иссечена глубокими трещинами и казалась выжженной до самого сердца. Над головой нависало небо, зловеще алое, словно