Реликты лета - Антон Аркатов

«Юля» покачала головой, её хвост качнулся вслед за движением.

– Это не исчезновение. Это возвращение. Туда, где ты должен быть. Это не конец.

– И откуда мне знать, что ты не врёшь? Что это не какой-нибудь трюк, чтобы я стал частью всего этого… безумия? Чтобы я стал такой же безмозглой куклой, как остальные?

Она задумалась, глядя куда-то в сторону, а затем снова перевела взгляд на меня.

– Ты боишься, что будет хуже, – сказала она просто. – Но что может быть хуже, чем быть здесь, зная, что ты чужой, что всё вокруг – фальшь?

Её слова попали точно в цель. Я сам себе задавал этот вопрос с того момента, как очутился в «Совёнке». Что, если я правда ошибся? Что, если всё, что я уже совершил, было ошибкой? Злоба и ненависть сжигали меня изнутри. Хотелось схватить фонарь и разрезать эту «Юлю» пополам или, на худой конец, просто задушить. Но в то же время её шёпот пробуждал в душе что-то давно забытое, словно воспоминания из детства. И вот перед глазами вновь проносятся трупы пионеров на площади, в ушах стоят страшные крики умирающих и мольбы ещё живых. Неужели всё это сделал я?

В голове всё путалось. Меня разрывало на части: одна часть хотела выбросить конфету и разорвать «Юлю» в клочья, лишь бы снова почувствовать контроль над ситуацией. Другая – отчаянно цеплялась за слова этой странной девочки, за ту призрачную надежду, что, возможно, это действительно выход. Эта вторая часть чувствовала вину. Неожиданно на глаза навернулись слёзы. Я яростно тёр лицо, словно пытаясь сорвать с себя маску, но образ пионеров на площади не исчезал, крики, как звук колокола, звучали в голове.

И где моё место? Я так давно задавал себе этот вопрос, что от бесконечных повторений он потерял свой смысл. Сначала – когда я только попал в «Совёнок», потом – когда злился на весь мир, а позже – когда за мной пришла тьма, которую я принял за своего союзника. Моё сердце сжалось, когда я попытался вспомнить их лица. Там были не враги. Там были дети. Но злоба в тот момент застилала мне глаза, и я видел в каждом лишь угрозу. А теперь всего несколько слов из уст девочки с хвостом заставили меня вспомнить.

Юля протянула конфету снова, теперь более настойчиво.

– Это просто шаг. Один шаг. Если хочешь, можешь думать, что ты его делаешь ради себя. Не ради меня, не ради кого-то ещё.

Я посмотрел на конфету. Обычная «Белочка», на вид свежая. Я слышал, как сердце стучит где-то у горла. Что, если она права? Что, если я действительно окажусь «там, где должен быть»? Я медленно взял чудесную конфету. Юля ни на миг не отвела взгляда, её лицо оставалось серьёзным.

– Если ты врёшь, – тихо сказал я, – я найду способ отплатить тебе за это.

Она ничего не ответила, только молча наблюдала. Небольшой батончик лежал на ладони, он пах шоколадом и орехами. Совершенно обычная конфета. Я сделал глубокий вдох, закрыл глаза и отправил её в рот.

День Щ. 9. 5

Я стоял в странной зеркальной комнате. Зеркала тянулись в бесконечность, бесконечно множа мои отражения. В каждом зеркале рядом со мной стояла фигура. Иногда это был я, иногда кто-то другой, но каждый раз отличия были едва заметны: чуть иная осанка, чуть другой взгляд.

Я сделал шаг вперёд, и все мои отражения повторили движение, но не синхронно. Одно из них задержалось на мгновение, словно выжидало. Это нарушило общий ритм, и меня охватило странное чувство, будто это не просто отражения, а живые люди.

– Ты пойдёшь со мной? – вдруг спросил голос позади.

Я обернулся и увидел девочку. Не Славю. Она была смутно знакома, словно я знал её в далёком детстве, и держала в руках старый советский фотоаппарат.

– Что это? – спросил я, а мой голос звучал странно глухо, будто из-за стены.

Она покачала головой и протянула фотоаппарат мне.

– Ты уже был здесь, – ответила она, глядя мне прямо в глаза. – И ты знаешь, что должен сделать.

– Нет, не знаю, – резко сказал я, но внутри что-то дрогнуло. – И вообще, что это за место?

Девочка не ответила, но одно из моих отражений, то самое, что задержалось, вдруг ожило. Оно повернуло голову на меня, но само тело осталось неподвижным. Зеркало начало дрожать, линии искажались, и моё отражение вдруг расплылось, как вода, в которую бросили камень.

– Ты никогда не слушаешь, – произнесло отражение. Его голос был таким же, как у меня, но полнился мучительной усталостью. – И поэтому снова оказался здесь.

– Снова? – переспросил я. – Что это значит?

– Ты сам знаешь. Раз за разом ты делаешь всё неправильно. Ты пытаешься выбраться, но каждый раз возвращаешься обратно, потому что ты не понимаешь самого главного.

– И что же это? – спросил я, чувствуя, как меня начинает охватывать паника.

Отражение наклонилось вперёд, и мне показалось, что оно пересекло поверхность зеркала. Затем оно прошептало:

– Ты ищешь ответы не там. Всё, что тебе нужно знать, находится внутри.

Я шагнул назад, но тут комната начала рушиться. Зеркала треснули, отражения заискрились, будто электрические разряды. Девочка крикнула что-то, но я не расслышал: шум был оглушающим. Осколки летели мне навстречу, и я закрыл глаза.

* * *

Когда я открыл их, то снова оказался на поляне, освещённой яркой Луной. Славя с тревогой смотрела на меня.

– Долго я спал?

– Пару часов.

– А что двойник?

Я обернулся и посмотрел в сторону башни: он стоял на том же месте с тем же выражением превосходства и презрения на лице.

– Да блин! Как он столько выдерживает?! – обречённо воскликнул я.

– Что тебе снилось? Ты бормотал во сне, – взволнованно спросила Славя.

Я начал вспоминать свой сон. Ночная поляна выглядела зловеще, а окрестный лес, потонувший во тьме, рождал картины лавкрафтовских чудищ. Вот скрюченное дерево превратилось в огромного горбатого монстра, а вот ветки объединились в многоголовую гидру, вот колышущаяся крона предстала гигантским вороном, хищно разинувшим свой клюв, а вот кустарник надвигается на нас сотней злобных импов.

– Да глупости всякие. – Я начал вспоминать. – Правда, там был фотоаппарат. Его мне отдала какая-то странная девочка.

– Как она выглядела? – нахмурилась Славя.

– Не помню. Точнее, она показалась мне знакомой. Как будто я её когда-то раньше встречал. Да неважно, это просто сон! Что делать-то будем? Пока я спал, он сказал что-нибудь?

– Нет, – коротко