Близнецы. Том 1 - Дарья Чернышова

«Ты самая красивая девушка из всех, кого я встречал», – сказал он.

И больше они не встречались.

Шиира потом рассказывала, как Фаррас несколько недель воевал со своим дедом-старейшиной, пытаясь убедить его, что стать мужем царевны намного более почетно, чем быть хранителем далекого восточного леса. Но колдунья указала на него в птичий день, и старейшина этому несказанно обрадовался, и Нерис забеременела. Скорее всего, именно последнее обстоятельство окончательно лишило Фарраса надежды на иную судьбу.

И все из-за Танаис. Да и хрен с ней, если она жива. Лучше бы, конечно, была жива. Если кто и сможет защитить семью на пути к перекрестку, так это она.

Они почти добрались до источников, когда Нерис опять показалось, что в лесу кто-то есть. Нет, ей не могло показаться. Между стволов точно мелькнуло движение. Она бросила поводья и напрягла мышцы бедер, крепче обхватив бока Имбиря, уже почти потянулась за мечом, а Басти вдруг смело указала пальцем туда, откуда донесся шорох, и с любопытством спросила:

– Кто там, мама?

Нерис пригляделась, сосредоточилась, отсекла посторонние звуки и услышала быстрое неглубокое дыхание крошечной ласки. Совсем молодая, она вот-вот должна была впервые родить детенышей. Нерис подумала: «Мне тоже тревожно. Давай бояться вместе, маленькая подруга».

Бурая ласка пристроилась у Басти на плече и всю дорогу щекотала ей нос коротким хвостом. Пока они с Нерис купались, тщательно чистила шерстку на берегу, отпрыгивая от случайных брызг. Коотис быстро придумал, как сделать ласку героиней своих легенд, и Басти слушала их еще внимательнее.

Их вынужденному побегу стало намного труднее притворяться семейным путешествием, когда у самой границы леса они наконец увидели его хранителя.

Отец предложил дать коням напиться из озера у водопада, и Нерис с Басти обрадовались возможности размять ноги. Ласка побежала в заросли по важным делам, а дочка принялась бросать в воду камни, твердо уверенная, что озеро ими питается и без посторонней помощи может умереть от голода. Нерис подавала ей кусочки известняка и наблюдала за бесконечным потоком, летящим вниз с невысокого обрыва. Земля обнимала берег, вода нашептывала ей слова на загадочном языке, и рядом с ними стало хорошо. Нерис смотрела на водопад и улыбалась, пока он не начал постепенно окрашиваться в алый цвет.

Она вскочила на ноги, оттащила Басти от берега и позвала Коотиса. Тот выскочил из кустов и растерянно огляделся.

– Что?

– Не видишь? Там же кровь! – указала Нерис, перекрикивая багровый поток.

Она наклонилась, чтобы взять дочь на руки, а когда взглянула на озеро снова, водопад над ним оказался просто водопадом. Из воды. Не из крови.

«Что за дерьмо?» – нахмурившись, подумала Нерис.

Ответ нашелся на вершине обрыва, куда они заехали, сделав крюк по крутому склону, не без труда уговорив на это лошадей.

Висящее на толстой голой ветке тело едва напоминало человеческое. Вместо того чтобы носить одежду из шкур и выдубленной кожи, он – а это был, без сомнения, хранитель леса – сам огрубел и почти полностью покрылся шерстью. Вверх ногами он походил на огромную летучую мышь. Когтистые лапы, уже совсем не руки, почти доставали до бегущей под деревом речной воды.

Скорее всего, несколько дней назад водопад в самом деле окрасился багровым цветом – когда кто-то повесил здесь хранителя леса и перерезал ему горло от уха до уха.

– Хреново, – протянул отец.

– Точно, – согласилась Нерис.

– Снять бы его оттуда. Залезешь?

Она почувствовала почти полное единение с ласкиной натурой, пока карабкалась наверх по дубовому стволу. Как они вешали сюда тело? Коотис едва устоял на скользких прибрежных камнях, вытаскивая из воды рухнувшего вниз хранителя за обрезанный конец веревки. Страшно неудобно, как ни посмотри, и на первый взгляд не имеет никакого смысла. Нерис не знала племен, в которых принято было бы так обращаться с поверженными врагами. Маззаны иногда отрубали головы, а ацеры в особых случаях выкалывали глаза. Остальные или сжигали тела, или хоронили в земле, как берстонцы, но никто не выпускал из них кровь.

– Какой странный узел, – задумчиво произнес Коотис, освободив мертвеца от петли. – Гляди, прямо как цветок.

– Или крендель.

– Тоже верно. Я, кстати, голоден. Есть хочешь, котенок?

– Ага, – бодро подтвердила Басти, почесывая большой пушистый живот ласки.

Их обеих труп хранителя совершенно не интересовал.

Пока Коотис хоронил старого знакомого, Нерис занялась костром, присматривая ласкиными глазами за изучающей муравейник дочкой. Немногочисленные ингредиенты полупустой похлебки следовало помельче нарезать и подольше варить для Басти, так что каждый привал с горячей пищей означал обычно привал ночной.

Нерис поправила сбившийся чепрак и села поудобнее, подбросив выкатившуюся из костра ветку в огонь, и кругом вдруг воцарилась совсем не лесная тишина. Шум и треск растворились в воздухе, как запахи. Небо опустилось ниже, надавило на голову, вызвав приступ острой боли, и Нерис зажмурилась, прикрыв руками ноющие виски. Боль ухнула вниз и резанула ее поперек живота. Нерис охнула, открыла глаза и увидела в костре, над которым не оказалось жестяного котелка, живое человеческое сердце.

Она забыла, что должна испугаться или хотя бы удивиться, и смотрела не отрываясь, как сердце бьется и заливает кровью огонь. Хотелось протянуть руку, достать его оттуда, прижать к груди и потом спрятать внутрь, чтобы вдвое чаще слышать под ребрами удары.

– Вместе, – прошептала кровь.

– Вместе, – подхватило пламя.

– Вместе? – спросил Коотис, вылив из поварешки пока еще не готовый суп. – С тобой все хорошо?

Нерис проморгалась и внезапно почувствовала, что замерзла. Она натянула край чепрака на плечи и облизнула холодные зубы, порезав язык об острый скол клыка.

– Я что-то сказала?

– Пробурчала, скорее.

Она ненадолго задумалась, и в сосредоточенном сербаньи Басти ей слышались невнятные слова. Два странных видения одно за другим. Бешеные и мертвые хранители. Незнакомое племя. Все вместе.

– Какой сегодня был день? – спросила Нерис. – Какой-то особенный?

– Колосовичий. Зайчихи опять зачинают. А что?

– Ничего.

Отец покачал головой и зачерпнул ложкой плавающего в похлебке жука.

– Поговори с царицей. Она будет рада, если ты обратишься к ней сама.

– Рада? Она умеет чему-то радоваться?

– Шакти все чувствует, просто не умеет этого показать. Она чувствует даже больше многих и всегда знает, по какой причине. Обычно это очень понятные причины. Может, поэтому люди готовы за нее умирать.

– Так вот почему она почти ничего не объясняет.

– Точно, – улыбнулся отец, протянув ей ложку с последним оставшимся в похлебке грибом. – Она все про себя знает, все про себя все знают, можно поберечь слова и вместо бесед использовать их для приказов.