Близнецы. Том 1 - Дарья Чернышова

Сикфара схватила его за руку и прижала ладонь к своему животу.

– Чувствуешь? – выдохнула она. – Наверное, еще рано. Но он там, во мне.

– Кто в тебе?

– Наш сын, – шепнула Сикфара и сдвинула его руку вниз. – Я хочу, чтобы ты тоже был во мне, Модвин.

Ему тоже этого захотелось. Снова. Каждый клятый раз одно и то же.

– Фара, – пробормотал он, падая на кровать, – то, что мы делаем… Это неправильно.

Голая Сикфара уселась сверху. У нее действительно как будто припух живот. Она облизнула палец и улыбнулась.

– Кто так сказал?

Наутро Модвину казалось, что он не видел той ночью снов. Однако после завтрака он начал кое-что вспоминать.

Ему снилось, как река выходит из берегов, переполняет собою озеро и вместе они растекаются в бескрайнее белое море. Посреди моря вырастает остров, а на острове, словно болезненный нарыв, медленно зреет могильный холм. Модвин садится на курган, как на коня, свесив по бокам ноги, и бьет пятками в земляные бока.

Потом они с курганом переносятся в лесную чащу, и некто невидимый разбрасывает рядом с ними сгоревшие останки одинокой хижины.

– Как мы назовем сына? – спрашивает дух звонким голосом Сикфары.

– У меня будет сын, – шепчет себе под нос Модвин. – У меня? Сын?

Он долго не может понять, зачем ему нужен сын. Он ездит вокруг пепелища верхом на кургане и задумчиво чешет щеку.

– Слезай, – говорит курган, и голос его кажется смутно знакомым, – мне надоело.

– Зачем мне сын? – спрашивает Модвин.

– С чего ты взял, что у тебя будет именно сын? – удивляется курган, устраиваясь поудобнее на поляне перед сгоревшей хижиной.

– Действительно, – соглашается Модвин и получает тяжелый удар по затылку.

Когда он проснулся, мышцы ныли так, будто он несколько дней без перерыва провел в седле. Съев немного овсянки и запив ее обычной водой, Модвин с трудом добрался из обеденного зала обратно в башню и, обессиленный, упал на стул. Ему хотелось тишины и покоя. В комнате было тихо и спокойно. Модвин тяжело вздохнул.

День цеплялся за день, погода налаживалась. От зимы остались одни лишь воспоминания. Однако стол Модвина выглядел так, будто его завалило снегом через открытое окно.

Он никогда не получал столько писем. Ортрун, конечно, получила больше, но Модвин все равно ощутил себя мелкой соринкой в целом водовороте чернил.

Ему выразила сочувствие даже мать Сикфары, госпожа Альда Шилга – крайне скупая на эмоции женщина, насколько он слышал. «Я не так давно потеряла мужа, – писала она, – и отсюда чувствую вашу боль». Модвин не знал, что отец Сикфары умер. Когда он спросил ее об этом, она вздохнула и предложила выпить вина.

– А это не вредно? – засомневался он. – Для ребенка.

– Для ребенка вредно, когда нервируют мать, – ответила Сикфара. – Пей. Я только пригублю.

Впрочем, вскоре Ортрун собралась с мыслями и настрого запретила ей притрагиваться к вину, а также орехам, меду и сладкой выпечке. Сикфара не подала виду, что ее это нервирует.

Модвин каждый день проводил за столом в своей комнате больше времени, чем рассчитывал, и однажды ему пришло в голову потратить это время на то, что кажется правильным. Он заглянул в безнадежно высохшую чернильницу, разыскал Дивиша, попросил, чтобы ее освежили, и одним весенним днем сел писать свое первое настоящее письмо.

Он обратился к владыке Отто Тильбе и выразил искреннее сочувствие по поводу его утраты.

Он написал, что сам недавно потерял брата, а затем предельно сухо, но очень подробно описал все, что в связи с этим ощущал: страх, растерянность, боль и неизбывное одиночество. Ему не полегчало от этого, и владыке вряд ли полегчает, когда он прочтет, но Модвин, ставя свою подпись внизу листа, впервые в жизни был полностью уверен в том, что делает. Он запечатал письмо и сунул в самый низ, под стопку прочитанных. Нужно придумать еще, как отправить его. Но потом.

Осталась еще одна вещь, которую Модвин собирался сделать. Она совсем не казалась ему правильной, но иначе он поступить не мог.

Когда он подкараулил выходящего из столовой Крынчика, тот наскоро распрощался с товарищем и, пару раз оглянувшись через плечо, подошел к Модвину.

– Дня, господин, – нарочито развязно поприветствовал хорунжий, избегая при этом глядеть ему в глаза.

Модвин собрался и произнес на одном дыхании:

– Ты должен кое-что сделать. Возьми пару человек и жди меня у конюшен сегодня на закате.

– Зачем? – не понял Крынчик.

– Такой приказ.

– Чей приказ?

Модвин перебрал в голове несколько вариантов, но все их отмел как легко проверяемые.

– Мой, – сказал он.

Крынчик поднял незаметные брови и почесал между ними пальцем. Модвин кашлянул. Хорунжий немного потоптался на месте, потом кивнул и направился к казармам.

Если не сработает, у Модвина будут неприятности. Хотя когда у него не было неприятностей.

После ужина Модвин позвал управляющего играть в карты на интерес и выиграл у него время. Он попросил, чтобы Дивиш открыл сегодня малые ворота и ничего не говорил Ортрун. Управляющий сам для себя придумал объяснение, будто Модвин едет на свидание с женщиной. Разубеждать его в этом не захотелось.

Крынчик выбрал лопоухого батрака из Стужицы и еще парня с кривым толстым носом. Модвин кивнул обоим на лопаты, стоящие у навозной кучи, и принялся седлать коня. Новобранцы переглянулись и не сдвинулись с места, пока хорунжий на них не гаркнул. Модвин успел пожалеть, что не взял с собой одного только Крынчика. И почему он решил, что ехать надо именно вчетвером?

– А куда мы, кстати? – как можно расслабленнее держа поводья, полюбопытствовал хорунжий, но по глазам его видно было, что он догадывается, каким будет ответ.

– В лес, – сказал Модвин. – Поезжай к кургану.

Он почувствовал на себе два удивленных взгляда и сам удивился тому, как прозвучал его голос. Крынчик молча ударил коня пятками.

Хорунжий постоянно прочищал горло, пока они продвигались вглубь чащи. Модвин от этого тоже занервничал, и беспокойство его лишь усилилось, когда Крынчик сказал, что дальше лучше пешком – мол, коням не понравится месить такую грязь. Новобранцы прихватили лопаты, хорунжий зажег большой фонарь, Модвин одернул полы стеганки, и все четверо гуськом пошлепали к поляне.

На могильном холме у сожженной хижины не осталось никаких вещей, которые Модвин видел глазами съеденного зайца: ни посуды, ни одежды, ни разных бытовых мелочей. Крынчик поставил фонарь у кургана, скрестил руки и прислонился к дубовому стволу. Новобранцы вопросительно переглядывались. Модвин чувствовал себя дураком. Он приосанился и заранее тихонько прокашлялся, прежде чем коротко приказать:

– Копайте.

Стало тихо, как перед самым рассветом.

– Н-нельзя,