Близнецы. Том 1 - Дарья Чернышова

Ласка смотрела на Басти совсем не моргая, как Нерис, и не понимала, почему бы ей не прятаться сейчас в густом лесу, ожидая родов.

А Нерис, поцеловав дочь в обе щеки и прижав к губам теплый лоб, поднялась на ноги и устояла только потому, что Коотис вовремя подстраховал.

– Не падай, – сказал он, улыбнувшись, – потерпи до привала.

– Ох…

Нерис обхватила его за шею и прижалась лицом к колючей щетине. Стало щекотно, но слишком тепло, чтобы просто так отстраниться. Отец обнял ее в ответ, потом осторожно высвободился из объятий, когда они уже подзатянулись, стрельнул глазами в сторону Мескера и сказал вполголоса:

– Мне нравится этот парень.

– Это же хорошо.

– Вряд ли. Фаррас мне тоже нравился. Будь осторожна.

Нерис улыбнулась и кивнула. С мужчинами она всегда осторожна. Единственная неосторожность, которая в итоге сделала ее матерью, научила этому лучше любых предупреждений.

Мескер снова поклонился царице, а Танаис коснулась губами его низкого лба. Рядом с ними, скрестив руки на груди, стоял Циллар.

– Удачи, Нерис, – сказал он, когда она взобралась в седло. – Не задерживайся там, как Танаис.

– А ты? – спросила она, кивнув подошедшим братьям.

– А я буду при ней и царице, – ответил Циллар, взъерошив Давосу пшеничного цвета кудри. – Мальчики выросли. Они справятся без меня. Сего гордилась бы ими, я знаю.

– Ну пап! – возмутился Беркас, когда младший сбежал от отцовской ласки и поставил его под удар.

Харшад улыбнулся Нерис и потряс большим кулаком.

– Покажи им там.

– Что показать?

– Ну… – Брат задумался. – Все.

– Не надо показывать все, – вставила Шиира, изящно оттолкнув Харшада в сторону. – В женщине должна быть загадка.

– Я запомню, спасибо.

– Спать не забывай, – велела Расма. – Хотя бы иногда.

– Ладно. – Нерис вздохнула. – Если честно, мне хочется, чтобы ты тоже поехала с Басти.

– И мне. – Сестра отвела взгляд. – Но у меня есть друзья на юге. Они могут пригодиться. Надеюсь, мы быстро управимся.

Салиш поправила паперсть на груди Имбиря и, не поднимая глаз на Нерис, коротко распорядилась:

– Дай знать, как только пересечешь границу.

– Хорошо, но если узловой…

– Найди способ. Придумай что-нибудь. И передай Ясинте, чтобы лучше смотрела за своими людьми.

Мать несильно ударила Имбиря по крупу и прошла рядом с ним несколько шагов, прежде чем остановиться, так и не посмотрев Нерис в лицо. Возможно, она знала, что увидит слезы. Салиш не выносила чужих слез.

Имбирь пошел рысцой и бодро встряхнул белой гривой, предчувствуя долгое путешествие, в котором ему не придется терпеть впивающиеся в шею маленькие пятки.

Обернувшись уже за пределами перекрестка, Нерис увидела, как мать встала на колено и зачерпнула черную горсть земли.

Она так и стояла у нее перед глазами, будто не решаясь исполнить традиционный короткий обряд, до тех пор, пока впереди не показался быстрый ручей, рассекающий надвое широкую прогалину. Его даже можно было назвать мелкой рекой, но кобыла Мескера преодолела поток без труда.

У самого берега Нерис придержала Имбиря и сосредоточилась на дыхании – не своем, а более частом, вырывающемся из крошечных ласкиных легких. Она все еще оставалась там, рядом с Басти, чувствовала тепло ее ладошек, слышала голос, перечисляющий живущие в лесу деревья.

– Чужие дети растут очень быстро, – нарушил вдруг молчание Мескер. – Ваш жених состарится, пока мы тут стоим.

Ремни поводьев больно врезались в ладони. Нерис сделала глубокий вдох, как если бы собиралась окунуться в этот ручей с головой, и легким шенкелем послала Имбиря вперед. Плеск воды под его копытами вытеснил все остальные звуки, и ласка пропала, вырвалась, исчезла из ее ощущений, оставив напоследок только запах свежей медуницы.

Нерис выдохнула и вытерла мокрые глаза.

На другом берегу она больше не оборачивалась.

Глава 7

Шумы

Первые две трети жизни Алеш из Тарды прожил, как ни странно, в Тарде, немолодом замке простенькой конструкции и небогатой истории, и крайне редко выбирался дальше окрестных деревень. И все же за это время ему довелось во всей красе наблюдать последствия войн, моровых поветрий, пьяных драк, беспорядочных любовных связей и наплевательского отношения к режиму питания. Каждая из этих малоприятных вещей имела какое-нибудь лицо, на этом лице был рот, и он часто выражал мнение по поводу сложившейся ситуации.

Алеш знал много способов сообщить, что дело дрянь. Он хотел бы выбрать наиболее подходящий, но времени на это уже не осталось. Кашпар Корсах метался на постели и обливался потом, как загнанный конь.

– Вы сможете его вылечить? – осторожно поинтересовался киртовский управляющий Борек.

«Если я не смогу, значит, никто не сможет».

Уж точно не пестрая компания академиков, которых содержала госпожа Лукия. У каждого из этих троих было какое-то имя, конечно, но Алеш плевать хотел на их имена. Мысленно он прозвал пузатого Грушей, мелкого Сливой, а сопливого Дыней – за то, что тот вечно сморкался в характерного цвета платок. Они выстроились по росту вдоль широкой дубовой кровати и выглядели такими растерянными, что Алешу даже не пришлось выгонять их – Отто сделал это за него.

– Что это такое? – спросил владыка отчаянно шмыгающего носом лекаря, когда тот поставил на прикроватный столик безымянную склянку.

Дыня вдруг затрясся так, словно уже перезрел и шкурка его собиралась дать трещину.

– Это… это средство…

– Верни на место, – отрезал Отто и повернулся к управляющему. – Все, кроме Алеша, вон отсюда.

Борек, выразительно размахивая руками, быстро вымел всю троицу за порог и хотел уже закрыть за собой дверь, но в щель между высоких створок просочилась лучезарная госпожа. Она сама щелкнула засовом и спросила:

– Что случилось?

Отто, поморщившись, повел плечом.

– Я не доверяю вашим людям.

– Почему?

– Вам напомнить, при каких обстоятельствах ослепла моя жена? – вдруг повысил голос владыка. – Кому предназначался тот кубок, ей или мне? Ваша девчонка ничего не напутала?

– Отто! – опешила Лукия. – Ты сам себя слышишь?

– Я вот ничего не слышу! – рявкнул Алеш, отрывая ухо от груди больного. – Либо проваливайте, либо угомонитесь.

Отто упал в кресло и потер пальцами виски.

– Я прошу прощения, – сказал он, обращаясь не то к Алешу, не то к Лукии.

Она присела напротив Отто и заглянула ему в глаза. В наступившей тишине хрип, рвущийся из легких господина камергера, можно было принять за последнее издыхание.

«Только меня не обманешь. Я знаю смерть в лицо. Я изобью это лицо в кровь, если потребуется, но ты, господин камергер, будешь жить».

– Я все понимаю, – произнесла Лукия доверительным полушепотом. – Если Кашпар умрет, мы оба потеряем последнего дорогого человека. Но этого не случится. Алеш справится.