Врач из будущего. Подвиг - Андрей Корнеев

Глава 20

Первые шаги

— Давление поднимаем плавно, на 0,1 атмосферу в минуту, — голос Льва был ровным, почти монотонным, но в тишине небольшого загустелого помещения, заполненного массивной стальной конструкцией, он звучал как команда капитана на мостике корабля. — Следите за состоянием пациентов. При появлении болей в ушах или паники — немедленно стоп.

За толстым иллюминатором барокамеры «Иртыш», напоминавшей гигантскую стальную сардину, лежал человек. Тест оборудования проводился на двух добровольцах. Первый — молодой боец с почерневшей, отечной ногой, изъеденной газовой гангреной. Еще неделю назад Юдин безапелляционно требовал ампутации на уровне бедра. Второй — обугленный, покрытый струпьями танкист, чье дыхание было поверхностным и частым, как у загнанной птицы.

Инженер Крутов, стоя у пульта управления, плавно вращал маховик. Раздавался ровный, шипящий гул нагнетаемого воздуха.

— Полторы атмосферы, — доложил Крутов, сверяясь с манометром. — Держим.

Лев прильнул к стеклу. Его собственное отражение накладывалось на бледное лицо пациента. Он видел, как грудная клетка танкиста расправлялась чуть глубже, а синюшный оттенок губ постепенно сменялся менее пугающим, розоватым. Кислород под давлением начинал свою невидимую работу — подавлял анаэробные бактерии, вытесняя их из пораженных тканей, и заставлял кислород перфузироваться в обход поврежденных капилляров. Каждые 15–20 минут цикл менялся, компрессия и декомпрессия.

— Смотрите, — Лев обернулся к Юдину, стоявшему чуть поодаль, скрестив руки на груди. Его могучее тело, обычно излучавшее уверенность, сейчас выражало лишь скептическое напряжение. — Граница некроза на ноге бойца Петрухина. Вчера была здесь, — Лев провел пальцем по воздуху, как бы очерчивая линию на стекле. — Сегодня отступила на полсантиметра. Появились островки грануляций.

Юдин молча кивнул, его пронзительный взгляд не отрывался от происходящего за иллюминатором. Он был хирургом до кончиков пальцев, человеком, привыкшим решать проблемы скальпелем и силой воли. Эта стальная банка, нагнетающая воздух, была для него чем-то из области фантастики.

— 20 минут прошло, начинаем декомпрессию, — проговорил Лев, глядя на хронометр. — Плавный сброс.

— И все? — наконец произнес Юдин, его низкий, густой бас пророкотал в тесном помещении. — Никаких разрезов? Никакого дренирования? Просто… лежат и дышат?

— Именно так, Сергей Сергеевич. Мы создаем условия, при которых организм сам справляется с инфекцией и восстанавливает кровоток. Это не замена хирургии, это ее продолжение иными средствами.

Через двадцать минут, когда давление плавно сбросили и массивная дверь барокамеры с шипением отъехала в сторону, в помещение хлынул запах озона и чего-то металлического. Санитары осторожно выкатили носилки. Боец с гангреной был в сознании. Его лицо, прежде искаженное болью и страхом, теперь выражало лишь глубочайшее изумление.

— Доктор… — прошептал он, глядя на Льва. — Нога… она теплая. И не болит совсем.

Лев опустился на корточки, пальпируя стопу. Кожа, еще вчера холодная и мраморная, теперь была теплой, с проступающим розоватым оттенком. Черная кайма некроза действительно отступила, обнажая влажные, ярко-красные грануляции.

Юдин, не говоря ни слова, проделал то же самое. Его крупные, чувствительные пальцы осторожно обследовали ногу. Он молча поднял голову, его взгляд встретился со взглядом Льва. В глазах старого хирурга было нечто большее, чем просто удивление. Было неохотное, выстраданное признание.

— Ну что ж, — прохрипел он, разгибаясь. — Это не медицина, Борисов. Это какая-то инженерия, направленная прямо против смерти. Но, черт возьми… это работает.

Их диалог был прерван появлением в проеме двери Сашки. За его спиной теснилось несколько человек в утепленных гражданских пальто и форменных шинелях.

— Лев, комиссия из Наркомздрава, — коротко доложил Сашка, и по его напряженному лицу было видно, что визит не случайный.

Глава комиссии, немолодой, и крепкий мужчина с умными, быстрыми глазами, представился замначальником управления госпиталей. Он, не теряя времени, прошел к барокамере, внимательно осмотрел пациентов, изучил температурные листы, заслушал краткий отчет Льва.

— Товарищ Борисов, — перебил он на полуслове, и в его голосе звучала не критика, а деловая хватка. — Оформляйте документацию. Технические условия, методички, чертежи. Все, что нужно для запуска в серию. Мне нужно сто таких установок. Не завтра, конечно, но к концу следующего года — в ключевые госпитали, от Ленинграда до Сталинграда. Понятно?

— Понятно, — кивнул Лев, чувствуя, как привычная усталость отступает перед волной адреналина. Это был не просто успех. Это было признание стратегического значения их работы.

После ухода комиссии в помещении воцарилась тишина, нарушаемая лишь ровным гудением аппаратуры. Юдин, все еще стоя у иллюминатора пустой барокамеры, медленно повернулся к Льву.

— Сто установок, — произнес он задумчиво. — Вы понимаете, что вы делаете, Борисов? Вы меняете правила игры. Раньше хирург спас жизнь, отрезав гниющее. А теперь… теперь он должен будет бороться до конца. Это увеличит нашу ответственность в разы.

— И спасет тысячи конечностей, Сергей Сергеевич, — тихо ответил Лев. — А значит, и тысяч судеб.

Следующие несколько дней прошли в лихорадочной работе по оформлению документов на «Иртыш». Лев, Крутов и примкнувший к ним инженер Невзоров допоздна засиживались в кабинете, заполняя бесконечные таблицы и составляя спецификации. Именно в разгар этой бюрократической бури Сашка снова появился на пороге, на этот раз с двумя необычными спутниками.

— Лев, встречай, — Сашка пропустил вперед двух мужчин. — Виктор Кононов и Борис Ефремов, инженеры-конструкторы, прибыли к нам по распоряжению наркомздрава.

Кононов был сухопарым, жилистым человеком с лихорадочным блеском в темных глазах. Его левая рука была ампутирована выше локтя, пустой рукав гимнастерки был аккуратно подвернут и пристегнут булавкой. Но энергия, исходившая от него, была такой плотной, что казалось, он вот-вот взлетит. Ефремов, его полная противоположность, — коренастый, спокойный, с умным, немного усталым лицом. Он тяжело опирался на костыль, его правая нога заканчивалась культей чуть ниже колена. *Не удалось найти достоверную информацию по поводу инвалидности Бориса Фёдоровича Ефремова, культя ниже колена лишь предположение*

— Мы думали, нас в какой-нибудь сарай определят, — первым нарушил молчание Кононов, его быстрый, цепкий взгляд скользнул по стеллажам с книгами, чертежным столам, заставленным приборами. — А тут… небоскреб науки. Прямо как в американских журналах.

— Места хватает, — просто сказал Лев, пожимая Ефремову руку и кивая Кононову. — Саша в общем рассказал, зачем вы здесь?

— Рассказал, — вступил Ефремов, его голос был глуховатым, но твердым. — Про протезы. Только я, если честно, не совсем понял. Обычные кожано-деревянные изделия мы и так делать умеем. Чем вы хотите удивить?

Лев отодвинул кипу бумаг и достал из ящика стола несколько листов с набросками. Это были не чертежи, а скорее концепции, идеи, облеченные в графическую форму.

— Забудьте про кожано-деревянные, — сказал он, раскладывая листы перед ними. — Вот наша