Воин-Врач III - Олег Дмитриев

— Да куда они попадут-то? — удивились практически хором старший нетопырь и главный вор.

— А какая разница? Сотня болтов — это всегда сотня болтов. Да на два перестрела. Да если приловчиться — пока одни заряжают, другие стреляют. Пока враги те два перестрела пешком да бегом одолеют, пусть по паре раз, а обе сотни отстреляются. А если три или четыре сотни сможем вооружить? — объяснил Всеслав. И оба спорщика молча кивнули. Выходило и вправду серьёзно.

— Про гром-пакеты. Сядьте оба-два рядом над картой, ты, Звон, места укажи, где частенько твои могут по гнёздам вашим сидеть. Ты, Рысь, сделай так, чтоб по основным местам у них те пакеты появились, и чтоб пользоваться ими они умели, да не так, чтоб: «подал сигнал к бою оторванной рукой, улетевшей в сторону, противоположную от врага». Продумайте оповещение и работу общую, чтоб по тревоге на подмогу выдвигаться. Нужно, чтобы ни единого слабо укреплённого поста не было: везде запас стрел, харчей, дров, воды. Ну, с водой-то на Днепре попроще, но в целом понятно говорю?

Душегубы кивнули совершенно синхронно, и даже выражения на лицах у них были сходными. С них одинаково спадала тень высокомерия, воровского у одного и дружинного у другого. Да, раньше воины с жуликами бок о бок стояли только в больших походах, когда война была самая настоящая. Та, что ожидалась впереди, тоже игрушечной не выглядела. Обученные вооружённые враги, что тайно гуляют по родной земле, как у себя дома. Засады устраивают. Да ещё чёрт знает когда придут рати бессчётные. Война и есть. Значит, нет времени мериться гонором да былыми заслугами. Надо защищать свои дома, свои семьи. Правильно всё батюшка-князь сказал: беречь свои землю, веру и людей.

Глава 21

Готовность номер один

Первым, как ни странно, добрался Святослав из своего Чернигова. Хотя Переяславль и был гораздо ближе. Наверное, опять мутил-крутил что-то Всеволод, потому и не примчал сразу, получив весть. А, может, голубя сокол в пути порвал. Думать о вещах отвлечённых и гипотетических Всеславу было не с руки абсолютно. Слишком много дел навалилось разом, слишком много вопросов требовало личного участия и решения. И ведь не поручишь никому, свою голову не приделаешь…

После того, как замотанный в какую-то привычную рванину с куколем-капюшоном на лице ускакал намётом со двора Звон, бок о бок с Рысью, злым, как собака, в сопровождении полудюжины нетопырей, князь вздохнул глубоко и подошёл к жене и сыну. С которым играла на гульбище Леська-сирота. А вокруг, странно оставаясь неприметными на совершенно ровном голом месте, угадывались три фигуры Лютовых. Или даже четыре.

— Подойди, Леся, — позвал Чародей, остановившись, не доходя пары-тройки шагов. Тяжко опершись локтями о широкие перила.

— Да, батюшка-князь, — она встала рядом, на расстоянии вытянутой руки. В глазах плескалась тревога. Больно уж вид у Всеслава был уставший да нелюдимый.

— Ты в лекарском деле сведуща не по возрасту. Песни твои чудодейные, кажется, и покойника поднимут. И выходит у тебя ладно на диво, — начал он с искренних и вполне заслуженных комплиментов. На которые ещё шире раскрыла испуганные глаза девушка. И подбородок дрогнул у неё.

— У меня, Леся, с одной стороны ляхи тащатся, вроде как мира искать, а на деле — поди знай? С другой вон толпа паскуд собралась державу нашу ополовинить. С третьей… Будь я на месте Романа Диогена — видят Боги, может, и сам не усидел бы дома в Византии. Мне нужно, чтобы в моих людях я уверен был крепко, твёрдо, железно. Ты со своими умениями сейчас загадка для меня, а для загадок нынче время вот уж вовсе не подходящее. Объясни мне, что ты сделала, как и зачем. Сможешь? — Чародей смотрел не на опешившую девчонку, что ждала, может, криков или ругани, но уж никак не объяснения своих действий от взрослого и очень уставшего великого князя. Который глядел прямо перед собой, но видел вряд ли этот двор и людей на нём.

— Смогу, батюшка-князь, — робко начала она, подступив на полшага ближе.

— Напеву этому бабушка научила, а самой ей, она сказывала, старая Добронега его передала, великого Любомира-волхва наставница. Она объясняла, что звук тоже может лечить или ранить, как рука лекаря: один расслабит и спать уложит, другой сил придаст и бодрости. Третий в могилу сведёт. Раньше, говорила, многие так умели, да разучились со временем отчего-то. Я не всё с её рассказов помню, мала́ была.

Голос ведуньиной внучки подрагивал. Покосившись, Всеслав заметил близкие слёзы в её глазах. И то, что говорила она, кажется, чистую правду, заповедную, какую не всем своим-то говорить дозволено, а уж про чужих и речи нет. И что боялась она, очень. То ли, что за обманщицу примут. То ли того, что погонят со двора в лес, где тёмные ёлки шумят глухо над одинокой могилой бабкиной.

Князь отвёл глаза от девочки, глубоко вздохнув. Ох, и тяжела же доля досталась: никому веры нет, ни единого слова без проверки принять нельзя. Вот тебе и «высоко сижу — далеко гляжу»…

— Как поняла, что за снадобье Сильвестру дать надо и зачем?

— Так там же написано было? — искренне удивилась она. Всеслав тогда тоже удивился, когда понял, что в глухих древлянских землях нашлась певунья, грамоте учёная. — Он изранен сильно был, чудом дух в нём остался. Я про такое от бабушки никогда не слыхала, чтоб вот так, руками прямо за сердце…

Она передёрнулась, сглотнула и продолжила тихим и по-прежнему дрожавшим голосом:

— Усталым, раненым крепко, в ком жизни больше осталось, чем в нём, напев дал бы сил на осьмушку дня. В нём же остатка силы еле хватило, чтоб разуму не дать за Кромку уйти. Даже на то, чтоб сердцу кровь по телу гонять, не доставало, потому и пришлось тебе, батюшка-князь, самому… А он всё рвался поведать тебе ве́сти важные. Пожёг бы на то последние силы да и помер, бедный. И всё твоё ведовство зазря вышло бы. Сонный отвар такой бабушка и меня делать научила, только она кроме мяты, валерианы-травы и прочего ещё цветы добавляла, что ей знакомец старый из страны Сун присылал. Пионами их звала, красивые они, да у нас никак расти не хотели почему-то. Сколько надо капать — тоже ясно, коли весу в том