Воин-Врач III - Олег Дмитриев

Чародей обнял и поцеловал жену и сына, а Леське, потенциальной дочери, лишь ободряюще моргнул обоими глазами сразу, как ему самому давным-давно подмигивал покойный отец. И, развернувшись, шагнул широко к лестнице. Дел и вправду хватало.

Ночь и утро я снова провёл незримой тенью на восточном скате крыши княжьего терема. Леся, явно не до конца верившая в происходившее, но уже в новом сарафане, более соответствовавшем непривычному статусу княжны, вместе с Домной утянули вечером Вольку вместе с люлькой и одеялами в другую горницу. Он не возражал, болтая без умолку что-то непонятное на своём детском языке. Дарёна, что удивило нас с князем, тоже не спорила. Всеслав, подумав, тем более возмущаться не стал. И почти сразу оказался я под звёздным небом морозной мартовской ночи, глядя за шагавшими мерно по поскрипывавшим жалобно стенам подворья Ждановым богатырям. Они перешучивались вполголоса с Яновыми, которых впотьмах различить было сложнее. И с Гнатовыми, которых видно не было, сколько не вглядывайся.

За остаток дня и вечер мы с князем успели навести ревизию у Прохора Молчуна и Сеньки Тихаря, мастеров-огневиков и громовиков, выяснив, сколько точно гром-пакетов и бочонков вроде того, с каким летал над Сандомиром Лешко-Икай, хранилось в глубоком отнорке склада, о котором знали всего человек пять. И сколько должно было ещё получиться-прибавиться за две, три и четыре недели. Выходило хорошо, достаточно, даже с запасом.

Склад этот, а точнее тайный его отнорок, лаз-коридор в который закрывали через примерно равные расстояния, деля на «отсеки», аж шесть толстенных окованных дубовых дверей, выходил далеко за пределы городских стен, на запад, в леса, что тянулись вдоль берега до Аскольдовой могилы и Лавры. Очень хотелось надеяться, что в случае фатального нарушения техники безопасности или диверсии городские стены всё-таки устоят. Хотя вероятность проникновения туда врагов была минимальной. А сами мастера памятливо оставляли на специальной полочке при входе чудесные масляные светильники. С открытым же огнём туда не пустили бы даже великого князя. А мои истории про сигнализацию и прочие хитрости охраняемых объектов привели к тому, что по одному нажатию на неприметный рычажок, па́дали стропила в двух секциях коридора, между тяжёлыми дубовыми створками. И отрыть ход заново выходило только через полдня — два раза проверяли. Рысь и Ставр остались довольны. Старый безногий параноик даже разозлился, что у кого-то и без его бесценных советов получился такой хороший схрон. И что языки вырвать некому: персонал и так — немее не бывает.

С Кондратом и Лешко проверили исправность и готовность обоих дельтапланов. Да, делать летучие конструкции из сухого дерева и шёлка выходило не очень безопасно и очень, Очень накладно. Прикинув, сколько всякого оружия и припаса можно было накупить на стоимость тех паволок-шелковых тканей, Ставр с Гнатом плевались битый час. Зато как было приятно слушать каждый раз, когда молодой нетопырь рассказывал старому, как удачно отбомбился наш Икай в свой первый и единственный пока боевой вылет! Рысь, как известно, не отличался ни скромностью, ни непредвзятостью, поэтому байки его с каждым разом становились всё невероятнее и зрелищнее. В последний раз яма на месте высоченного — до небес — собора, в который превратился Сандомирский костёл, тянулась едва ли не до самого́ Гнезно, а в глубине, если присмотреться, можно было разглядеть само́ Пекло. И ведь сам почти верил в то, что плёл!

Алесь порадовал, что под седлом было практически полтысячи коней, и в этом изрядно помогли добрые ляхи, что подарили нам, пусть и нехотя, перед смертью свой транспорт. Увлечённый связист-кавалерист пустился было в объяснения, кого из кобыл с кем из коней он успел свести за последние дни, и расписывал стати будущих жеребят так, что и Гнат, пожалуй, обзавидовался бы. Но мы с князем знали, что Алеся переслушать невозможно, поэтому ушли с голубятни, где был разговор, как только получили нужные сведения с запада и севера.

Были, разумеется, и другие дела. Одно обсуждение с волхвом и патриархом того, как рассказать людям о грядущей войне, чего стоило. Но удалось найти вполне изящное решение, да ещё и спектакль очередной затеять, пригласив оробевшего было Кондрата-плотника. Он долго не мог понять, чего от него требовалось, но зато когда понял, поклялся, что исполнит в лучшем виде всего за два дня. То есть ночи, конечно. Днями такие дела не делались никогда.

Черниговских на этот раз рыбалкой не встречали. Гости чинно поднимались Подолом к городским стенам, в воротах встречались с хозяевами, велеречиво привествуя великого князя с женой и наследниками, патриарха Всея Руси и Буривоя. В тех краях тоже много было народу, верившего в Старых Богов, а в дружине так и вовсе почти каждый второй. Воевода Радомир со Ставром, выглядывавшим из привычного короба-кармашка на Гарасиме, только что не расцеловались — так сдружились за прошлые визиты и на почве взаимной любви к ледне́.

— Верно ли говорят? — вполголоса спросил Святослав, пока поднимались в терем, у Всеслава.

— Смотря о чём, — пожал плечами Чародей. Повторять рассказ из раза в раз каждому вновь прибывшему гостю ему не хотелось, но и обижать родича молчанием не было толку. — Если о том, что теперь, вслед за ляхами, латиняне наладились помереть, то правда.

— А ляхов и в самом деле было пять тыщ⁈ — громко прошептал черниговский князь в самое ухо киевскому.

— Нет, две только. Ну, может, чуть больше. Но не пять точно, — честно ответил Всеслав.

— И что, всех?.. — помолчав, уточнил Ярославич.

— Нет, треть засушили до весны, а половину усадили хлебом-солью потчевать, — не выдержав, вспыхнул великий князь. — Они шли на наши земли убивать наших людей, Святослав! Конечно, всех! И впредь так же будет, сколь бы не сунулись. Земля у нас богата, обильна, и места в ней всем хватит. А уж про реки-то и разговора нет.

Больше наводящих вопросов гость черниговский не задавал.

Половцы прибыли на следующий день, и, судя по виду их коней, скакали всю ночь. С ними приехали и делегаты из Переяславля во главе со Всеволодом, который, как поведал всезнающий Гнат, успевший перекинуться парой слов с коллегой Байгаром, всю дорогу пытался вызнать у степняков, верно ли то, что они готовы выступить супротив само́й католической церкви и папы римского, на стороне русского Чародея? Судя по обиженно-недовольному лицу князя, он был уверен, что кыпчаки или недоговаривали, или