Лекарь Империи - Сергей Витальевич Карелин

Меня снова повели по тем же гулким коридорам и привели в уже знакомый кабинет следователя Мышкина. Сам Мышкин сидел за своим столом, невозмутимо перебирая какие-то бумаги. А вот напротив него, на стуле для посетителей, спиной ко мне, сидела женщина.

Я не мог разглядеть ее лица, но что-то в ее позе, в том, как она нервно теребила в руках сумочку, показалось мне смутно знакомым.

— Проходите, адепт Разумовский, садитесь, — Мышкин кивнул на свободный стул рядом с женщиной. — Сейчас мы проведем очную ставку с главным свидетелем обвинения. Госпожа Ветрова, — он обратился к женщине, — пожалуйста, подтвердите, что перед вами находится тот самый лекарь, который…

Женщина медленно обернулась. И я едва не поперхнулся воздухом от удивления.

Марина Ветрова!

Мать Сеньки Ветрова, того самого мальчишки, которого я вытащил буквально с того света, сначала поставив ему правильный диагноз, а потом еще и ассистируя на сложнейшей операции у Преображенского!

Вот это поворот! Я же жизнь её сына спас! И она — главный свидетель обвинения? Что за чертовщина здесь происходит?

Глава 18

Картина Репина «Не ждали», только вместо революционера — я, а вместо удивленных родственников — инквизитор и женщина, которой я, по идее, должен был сниться в самых радужных снах как ангел-хранитель.

Я быстро взял себя в руки. Удивляться в этом мире я уже почти перестал. Чего можно было ожидать от ситуации, которая с самого начала пахла какой-то грязной подставой? Правильно, еще большей подставы.

Фырк на моем плече негодовал так, что его серебристая шерстка стояла дыбом.

— Ну это уже вообще ни в какие ворота, двуногий! Спасаешь их тут, понимаешь ли, ночей не спишь, Искру свою драгоценную тратишь, а они тебе — нате, получите обвинение! Да я бы эту Ветрову… я бы ей… все ее чакры прочистил! С обратной стороны! И без анестезии!

— Успокойся, Фырк, — мысленно остановил я его. — Истерикой делу не поможешь. Посмотрим, что она скажет.

— Проходите, адепт Разумовский, присаживайтесь, — следователь Мышкин указал мне на стул напротив Марины.

Голос у него был все такой же вкрадчивый и маслянистый, как будто он собирался не допрос вести, а продать мне подержанный пылесос сомнительного качества.

Мне стало даже немного интересно. Я спокойно прошел и сел.

Марина Ветрова тут же вжала голову в плечи и постаралась сделать вид, что разглядывает потрескавшийся линолеум. В глаза мне она упорно не смотрела. Ага, значит, совесть все-таки не совсем чиста. Или боится чего-то.

— Итак, госпожа Ветрова, адепт Разумовский, — Мышкин обвел нас своим пронзительным взглядом. — Я понимаю, что ситуация для вас обоих не из приятных, но, надеюсь, нам удастся сегодня прояснить некоторые моменты. Дело в том, госпожа Ветрова, что ваше заявление на адепта Разумовского оно, скажем так, вызвало определенный резонанс в Гильдии. С одной стороны, мы имеем ваши показания, вызывающие серьезные опасения. С другой — адепт Разумовский, несмотря на свой юный возраст и невысокий ранг, уже успел зарекомендовать себя как весьма ценный специалист.

Он сделал небольшую паузу, давая нам возможность оценить всю глубину его мысли.

— Поэтому, прежде чем передавать это дело в Дисциплинарный Совет, я бы хотел, чтобы вы еще раз обсудили возникшие разногласия. Возможно, они не так уж и непримиримы, и нам удастся все уладить здесь и сейчас, без лишнего шума. В конце концов, обвинение лекаря, тем более подающего надежды, — тут он многозначительно посмотрел на меня, — это очень серьезный шаг. Лекари у нас в Империи на вес золота, особенно сейчас, когда в стране бушует эта проклятая «Стеклянная лихорадка». Так что, если есть хоть малейшая возможность разрешить этот конфликт мирным путем, мы должны ею воспользоваться.

Марина глубоко вздохнула, ее руки, сжимавшие сумочку, заметно дрожали. Она подняла на меня испуганный, но в то же время какой-то упрямый взгляд.

— Я уже говорила ранее… — начала она срывающимся голосом. — Когда мой сын, Сенечка, заболел и адепт Разумовский его осматривал. Я уверена, он что-то сделал! Что-то такое, от чего Сенечке потом стало только хуже! Гораздо хуже! Он начал задыхаться! Если бы не лекари в больнице… я боюсь даже подумать, что могло бы случиться! Я просто знаю, что это из-за него!

Я едва заметно нахмурился. «Что-то сделал»? «Просто знаю»? Это уже не обвинение, а какие-то домыслы и бабские страхи. Но откуда они взялись? И почему она так уверена?

— Двуногий, это правда? — Фырк, сидевший у меня на плече, удивленно пискнул мне в голову. — Ты там что, какие-то тайные ритуалы над ребенком проводил, пока мамка не видела? Или, может, порчу навел? Ай-яй-яй, нехорошо!

— Да, Фырк, я действительно дал ему немного своей мази, чтобы усилить симптомы, когда отвлекал его конфетой, — мысленно ответил я ему. — Но это была совершенно безобидная вещь, и она никак не могла вызвать такого резкого ухудшения. Тут кто-то явно постарался и внушил ей эту чушь.

Я внимательно посмотрел на Марину, стараясь сохранить на лице самое невозмутимое выражение. Вида я не подавал, что ее слова меня хоть как-то задели или удивили.

— Госпожа Ветрова, то, что вы говорите, — это очень серьезные, но, простите, совершенно голословные обвинения, — спокойно произнес я. — Вы утверждаете, что я «что-то сделал», но не можете сказать, что именно. Это больше похоже на домыслы или результат чьих-то недобросовестных внушений. Ухудшение состояния вашего сына никак не связано с моими действиями. Оно было обусловлено прогрессированием его основного заболевания, которое, как вы помните, оказалось гораздо серьезнее, чем мы все предполагали.

— У вас есть какие-то основания полагать, что адепт Разумовский совершил некие скрытые манипуляции с вашим сыном, госпожа Ветрова? — вмешался Мышкин, обращаясь к Марине. — Кроме ваших интуитивных ощущений?

Та на мгновение замялась, ее щеки покрылись предательским румянцем.

— Ну я просто чувствую, что это так! — почти выкрикнула она. — А еще Сенечка потом, когда ему стало получше, рассказал, что «добрый дядя лекарь» дал ему конфетку, а потом у него в носике стало как-то странно пахнуть, и немного щипало. И ему от этого стало трудно дышать! Я уверена, это было какое-то зелье! Опасное!

Я мысленно усмехнулся. Ну вот, хоть какая-то конкретика. «Странно пахнуть и немного щипало» — это, скорее всего, ментол или эвкалипт из моей мази. А «трудно дышать» — это уже, похоже, либо детское преувеличение,