Злейшие пороки - Хлоя Гонг

– Пока мы доберемся до следующей деревни, ты истечешь кровью. Вэйсаньна говорят, что до нее еще день пути.

Калла могла бы отнекиваться и дальше, но у Отты Авиа явно есть причины подойти к ней. Лучше уж выслушать все сразу, чем ждать, когда затаившаяся змея решит атаковать. Калла молча поддергивает рукав, показывая рану.

– Как мне отблагодарить тебя? – с сухой усмешкой интересуется она.

– Придумаешь что-нибудь. – Отта лезет в тканевую сумочку, висящую у нее через плечо. Во время нападения этой сумочки при ней не было. Оттуда она достает флакон с антисептиком.

Несколько минут проходят в молчании. Отта заливает рану медикаментом. Калла стоически терпит жжение.

– Итак, – щебечет Отта, – полагаю, ты не знаешь, почему на нас напали?

– Я до сих пор не уверена, что ты тут ни при чем, Отта.

Калла не удосуживается смягчить обвинения, но вынуждена признаться, что высказать их – все равно что выпустить пар. Для того чтобы злиться и винить Отту, требуется больше сил, чем для попыток применить беспристрастную логику: Калла не вполне понимает, чего добилась бы Отта таким способом, ведь это она направила делегацию к приграничным землям, и она же утверждает, будто подслушала короля Каса и узнала достаточно, чтобы найти корону.

– Нет, не знаю, – прямо отвечает Калла, видя, что Отта не поддается на провокацию. – Все трупы собрали, но не обнаружили в них ничего примечательного. Наиболее вероятным представляется предположение, что это партизанский отряд, выступающий против короля. Ничто не подтверждает, что он как-то связан с «Голубиным хвостом».

– Само собой. – Отта отматывает бинт. – Скопления мятежников существовали всегда. И король, посетивший провинции, наверняка должен был привлечь их внимание.

– Они показались тебе мятежниками?

– Они определенно представляли угрозу для нашего монарха. Вот меня и поразило то, что ты намеренно подпустила одного из них слишком близко.

Калла ерзает на месте. Ее меч ударяется и трется о кожаные штаны и ткань куртки, которую она перехватила в талии поясом. В голове у нее гудит.

– На самом деле все было не так, – возражает она.

– Правда? – Отта в своей чистой одежде и с чистыми руками отзывается голосом сладким, как мед, прикладывая конец бинта к ране. – А казалось, что именно так и было. Извини, если я заблуждалась на твой счет.

Отта не могла стать свидетельницей сцены между Каллой и Антоном, предшествующей нападению неизвестного, иначе Калла заметила бы ее среди деревьев. Что именно она видела? Насколько много услышала?

– Так или иначе, ты прекрасно смогла вывести нападающего из строя.

– Хотя и не должна была.

– Да, – соглашается Калла. И сдерживается, чтобы не морщиться, пока Отта наматывает бинты, затягивая их на ее руке. – Потому что ему изначально ничто не угрожало. Ты не видела, как сражается твой монарх. В коме ты пробыла так долго, что понятия не имеешь, сколько всего изменилось. Он прекрасно справился бы сам.

– А если бы его ранили? – возражает Отта и поднимает взгляд. Ее глаза – черные лужицы точно того же оттенка, что и тени, сгущающиеся с каждым часом. – Понимаю, это освященная временем тактика советника. Он был бы прикован к постели, нуждался в отдыхе. И ты не подпускала бы к нему никого, чтобы он находился исключительно под твоим влиянием.

– У тебя паранойя.

Отта улыбается. Ее руки замирают, а легкий ветерок отдувает волосы от ее лица, и пряди, упав, служат ему идеальным обрамлением.

– А у тебя – нет?

Со стороны лагеря делегации доносится шум, обе оборачиваются и видят, как стражники оттесняют одного из членов Совета, попытавшегося открыть последнюю из карет. По приказу короля приближаться к ней запрещено. Даже если не принимать во внимание, что остальная делегация занята, Каллу и Отту вряд ли кто-нибудь подслушает, слишком уж они далеко. И все же Калла понижает голос, заявляя:

– Тебе следует прекратить попытки воевать против меня, Отта. Нам незачем быть врагами. Мы даже не соперники.

– Да, знаю. – Отта завязывает бинт бантиком. – Слово «соперницы» было бы до ужаса неточным. Ты ведь даже не приблизилась к тому, чтобы стать со мной на равных.

Она что, серьезно?

Калла отдергивает руку. Хватит. Она зря теряет время, споря с Оттой, будто они дети, ссорящиеся на площадке из-за лучшей игрушки. Калла решительно идет прочь, и Отта не удерживает ее, но притворяется, будто ей непонятна столь внезапная реакция собеседницы.

– Я ведь просто делаю одолжение, предупреждая тебя, – бросает ей вслед Отта. – Нельзя сохранить то, что тебе не принадлежит.

Калла скрипит зубами. У нее снова начинается головная боль. Не давая Отте окончательно разозлить ее, она обходит вокруг карет и направляется к груде вещей, чтобы помочь в разгрузке.

– Приветствую, ваше высочество, – говорит Джосли, которая уже ставит палатку. – Выглядишь бледной.

– Я в порядке, – отзывается Калла и указывает на оставшиеся шесты. – Давай помогу.

В груди у нее ворочается безжалостная досада, но под ней скрыта ясность: первый признак того, что, возможно, Калла неверно поняла увиденное. Вот в чем просчиталась Отта, вот она, поврежденная конечность, на которую она перенесла вес в разгар боя, сама не сознавая, что демонстрирует свое уязвимое место. Если бы дело было в Антоне, она не говорила бы о нем так снисходительно. Он не марионетка на ниточках, которые Отта и Калла могут дергать поочередно. Он достаточно сильный игрок, чтобы удержаться на троне, и Отте в ее шикарных рукавах и красивых платьях следует знать, что сохранить это положение не так-то просто.

Калла смотрит вверх, на вспыхивающие звезды. Прищурившись, она без труда может представить себе, каким жители провинций видят в очертаниях созвездий пантеон своих богов. Может вообразить, почему они верят в богов, которые живут на небесах, смотрят с высоты на жизнь смертных и наделяют их ци сверхъестественной силой, когда эти смертные приносят жертвы во имя своих покровителей.

– Ваше высочество, вы не туда направляете шест.

Калла замирает. Прокашливается.

– Знаешь что? Лучше дай-ка мне молоток и гвозди.

Спустя почти час после въезда на территорию Ланькила Галипэй объявляет, что периметр лагеря тщательно обследован, так что можно устраиваться на ночлег. Антон слышит его сквозь тонкую ткань палатки, занятый изучением карты, которую он потребовал у одного из стражников и теперь разглядывает, светя электрическим фонариком.

Он предупредил стражу, что намерен отдыхать. Никого впускать к нему не следует. Ни Каллу, ни Отту. Даже если они скажут, что огнем охвачено все королевство, – с этим можно подождать до завтра, когда они снова двинутся в путь.

Услышав шорох молнии открывшегося входа и увидев ухитрившегося пройти мимо стражи Галипэя, он понимает,