Злейшие пороки - Хлоя Гонг

Калла не сходит с места, но странное, искаженное ощущение поднимается в ней вверх, к носу, давит на глаза, озаряет пространство вокруг нее. Моргнув и чуть не поперхнувшись, она обнаруживает, что у нее из глаз льется желтое сияние.

– Ах ты ж… – вырывается у нее.

Она с силой обхватывает руками голову. Ночь кренится и качается, а вместе с ней и весь мир. Все ее жалкие уловки на этот раз не срабатывают: при попытке выбросить руки вперед, чтобы прогнать ощущения, ничего не происходит. Она зверек, посаженный в стеклянную клетку, которую некий великан ради забавы трясет в руках.

– Прекрати, – выдыхает Калла. Она хватается за свой воротник. Может, все закончится, если она отскоблит печать. Может, если…

Свет в ее глазах достигает нестерпимой яркости. Как только ближайший стражник отворачивается, Калла срывается с места и мчится со всех ног, направляясь к городу

Глава 22

Город обнесен стеной с воротами. Сквозь длинные прутья Калла видит, что находится за ними, но за прошедшие века в петлях скопилась грязь, они заржавели, как и засовы. Быстрее будет перебраться через верх ворот, начав с какой-нибудь опоры повыше, чем пытаться отпереть их.

По прутьям она взбирается за считаные секунды и спрыгивает с другой стороны ворот, громко захрустев гравием. Лунного света достаточно, чтобы освещать ей путь. Городские улицы обретают очертания перед ней, слегка подсвеченные желтым сиянием, исходящим из ее глаз.

Жалобный скулеж в ушах побуждает ее двигаться дальше. Медлить некогда. Ей надо найти Отту, а потом – лупить ее по голове до тех пор, пока Отта не объяснит, как заставить голову самой Каллы прекратить эти фокусы.

Синоа… не надо… ко мне…

Голоса настойчивы. Калла с трудом сглатывает и прижимает к боку меч, чтобы он не бился о ее ногу, пока она бежит. Улицы здесь гораздо шире, чем в Сань-Эре. Она стремительно несется мимо зданий, застывших, как часовые, по обеим сторонам от нее. Одни окна разбиты, другие запачканы так, что сквозь них ничего не видно. Нигде поблизости нет ни единой электрической вывески. Проезжая часть вымощена каменными плитами, достаточно широкими для колес деревянной тачки. Одна из них как раз поставлена у белой двери.

– Отта! – решается позвать Калла. – Я здесь. Выходи.

Молчание. Она замедляет шаг. Чем глубже в город она заходит, тем более ветхими выглядят строения вокруг. Витрина под вывеской «Аптека» наполовину обрушилась. Дверь по другую сторону улицы, кажется, вела в жилое здание, бумажное объявление на фасаде предлагает потенциальным жильцам звонить по короткому номеру. Калла склоняет голову набок. Значит, не так давно повесили это объявление, если оно еще не успело сгнить. И вместе с тем достаточно давно, поскольку с тех пор вышки сотовой связи в провинциях успели исчезнуть. Этот город опустел до войны, а не после.

В ночи разносится вой. Нечто среднее между криком зверя и свистом ледяного ветра. Калле приходится сдерживать дрожь, сбегающую по шее. Провинции слишком обширны, чересчур велики. В Сань-Эре любая угроза гарантированно находится поблизости, но здесь, вдали от столичных стен, на арене королевства в целом, кто угодно может ждать неизмеримо долгое время, прежде чем раскроет карты.

Синоа… я не позволю тебе…

Дыхание Каллы становится частым и сбивчивым. Ни за одну мысль не удается зацепиться надолго, боль стала всепоглощающей. Наверное, Отта пытается убить ее. Может, так ей и будет становиться все хуже и хуже, пока она не сойдет с ума окончательно и не пронзит себя мечом.

– Чего ты хочешь?

Калла выхватывает меч и взмахивает им. Она лишь рассекает воздух, и свист клинка дополняет ночной хор.

Твою мать. Твою ж мать.

Вперед – вот куда она направляется. Зрение туманится. Она спотыкается в переулках, поднимаясь вверх по склонам. Едва удерживает равновесие, спускаясь по каменным ступеням, и наконец налетает на какую-то колонну и хватается за нее, чтобы не упасть. Так продолжаться не может, но Калле нельзя возвращаться в лагерь в таком виде, как нельзя и признаться кому бы то ни было, что с ней неладно. Начнется расследование. Выяснится, что она сдвоена. Что занимала чужое тело с тех пор, как себя помнит, и что никоим образом не заслуживает власти, которой располагает.

Отняв руку от колонны, она видит, что пальцы испачканы пеплом. Посмотрев вперед и сосредоточившись, Калла понимает, что здание перед ней – храм. Его белые колонны словно светятся под луной. Нависающие над ними изогнутые карнизы крыши поблескивают золотом.

– Пожалуйста… – выговаривает она вслух. Если в этом мире есть боги, она молит их о том, чтобы ей стало легче.

Пошатываясь, она идет в храм, переступает границу между грязной улицей и мраморными полами. Чувствует, как в воздухе вокруг нее пульсирует ци. Гул в ушах режет их ощутимо, физически, как лезвие ножа.

«Долгих лет ее величеству», – слышится крик у нее в голове, отчетливый и ясный, как день. Это целый хор голосов, звучащих в унисон, и не из храма, а повсюду в городе, повторяясь вновь и вновь. «Да живет ее величество десять тысяч лет. Пусть наша жертва дарует ей новую жизнь. Пусть она переродится и победит в войне, а наши враги покорятся».

Калла падает на колени. Ее меч скребет по мрамору, сметая тонкий слой пепла. Под ним виднеется что-то цветное, инкрустация у подножия лестницы. Калла едва способна сознательно принять решение и все же вдруг понимает, что разметает руками пепел, счищает его, смахивает в стороны, пока изображение не оказывается на виду.

И ничего не понимает.

Это ее лицо смотрит на нее с инкрустации на храмовом полу. Такого просто не может быть. Пусть нынешняя Калла и захватчица, но принцесса Калла Толэйми родилась как любой другой ребенок, за восемь лет до того, как в нее перескочила девчонка из Жиньцуня.

Калла смахивает пепел с подписи под ее лицом.

СИНОА ТОЛЭЙМИ

КОРОЛЕВА ДВОРЦА НЕБА

Должно быть, это галлюцинация. Больше она не в состоянии справиться с болью. Что-то пытается разорвать ее изнутри. И если она не остановит эту силу, то умрет.

– Калла, ни с места.

Желтое сияние вытесняет ночную темноту. У Каллы содрогается грудь. Новая печать у нее на руке вся пылает, словно в ее кости проникло неистовое солнце.

– Галипэй?

Он появляется в поле зрения. Его меч обнажен.

– Подними руки.

Долгих лет ее величеству. Да живет ее величество десять тысяч лет. Да живет ее величество десять тысяч лет. Да живет ее величество десять тысяч лет. Да живет ее величество десять тысяч