Печать пожирателя 9 - Илья Соломенный

Я сгреб всю информацию с проекций в один энергетический сгусток. С треском и шипением голограммы схлопнулись, испустив последнюю вспышку.

Хватит с меня этого города.

Я встал, и кресло с грохотом отъехало назад, наткнувшись на обломки статуи какого-то местного божества. Взмах руки — и оставшиеся бумаги, планшеты, носители вспыхнули синим пламенем. Оно пожирало не тепло, а саму материю, превращая всё в мелкий пепел.

Я вышел из кабинета, не оглядываясь. За спиной уже вовсю бушевал огонь, пожирая ковры, драпировки, тело махараджи. Синие отблески танцевали на обугленных стенах, и вскоре к запаху гари и смерти добавился едкий дым горящего пластика и камня.

Я шагнул на залитый лунным светом газон, усеянный осколками, обломками и трупами.

В Мумбаи мне больше нечего делать…

* * *

2 июля 2035 года. Варанаси.

Мумбаи остался позади — клубящимся на горизонте пятном дыма и переполоха. Я убрался оттуда быстро и тихо, как и планировал, и отправился в Варанаси — городе, который не умер и не родился заново, а просто окаменел в вечном, техно-магическом трансе.

Если Мумбаи был гремящим, дымящимся адом прогресса, то Варанаси представлял собой нечто иное. Древние гхаты, ступени, ведущие к воде, всё так же были полны паломников. Но теперь их тела подсвечивались голографическими тилаками на лбах, а вместо цветов в воду летели биоразлагаемые светодиоды, мерцающие как лепестки лотоса.

Воздух, густой от запаха цветов, пыли и человеческих тел, был прорезан тихим гулом левитирующих платформ «дхоби» — прачек, стирающих белье с помощью заклинаний воды и пара.

Над рекой плыли не птицы, а дроны-священники, разбрасывающие цифровые мантры, которые на мгновение вспыхивали в воздухе сапфировыми буквами, прежде чем раствориться. Священные коровы, украшенные неоновыми гирляндами, лениво жевали пластик где-то под резными балконами, на которых сушились умные ткани, меняющие цвет в такт молитвам.

Я снял квартиру в одной из высоток — бетонной коробке в десять этажей, стоявшей в отдалении от самых старых кварталов. Окно выходило на Ганг, и по ночам река была похожа на тёмное зеркало, в котором тонули тысячи огоньков — и настоящих свечей, и голографических подношений.

Я сидел на голом полу, прислонившись спиной к прохладной стене. Передо мной крутились записи, сделанные контрабандистом вокруг Вайдхана.

Изучал их я не от праздного безделья, и не потому, что было скучно ждать капитана Сингха, который по моему приказу искал «бабулю» Лакшми где-то в сотне километров отсюда.

О нет…

Я вновь и вновь вглядывался в расплывчатое изображение с дрона, снятое рядом с Вайдханом. Чёрный, отполированный базальт — и эти проклятые защитные руны.

Они не были симметричными, не походили ни на одну известную магическую систему. Выглядели так, будто не были вырезаны, а проступили изнутри камня, как прожилки на срезе мрамора, или… как мицелий гриба, оплетающий гнилушку? Они пульсировали на изображении едва уловимым искажённым свечением, сбивая сенсоры дрона.

И меня не отпускало стойкое, навязчивое ощущение, что я уже видел нечто подобное.

Но где? Быть может, наследие Распутина мне подскажет?

Я сжал в кулаке перстень родового существа — и пространство вокруг поплыло, цвета смешались в акварельную муть. Пахнущий специями и гарью воздух Варанаси сменился густой, влажной и сладковатой атмосферой, от которой сразу же стало трудно дышать.

Я стоял посреди убежища Бунгамы.

Под ногами хлюпнула упругая, живая почва, покрытая толстым слоем мха и причудливых грибов, светящихся мягким зелёным сиянием. Гигантские деревья, увитые лианами толщиной в мою руку, уходили ввысь, теряясь в густом мареве тумана, служившего небом этому месту.

Вода стояла повсюду — чёрная, зеркальная, отражающая светящуюся флору и странных существ, мелькавших в глубине. Воздух был наполнен шелестом листьев, щелчками насекомых, бульканьем и низкими, гортанными звуками, доносящимися из чащи. Это был первозданный, магический тропический лес, спрятанный в складке реальности…

Я сделал глубокий вдох, готовый вызвать свою «ячейку» и достать оттуда украденные из тайника Распутина книги…

И замер, вернувшись взглядом к небу.

Сквозь привычный туман, клубящийся под «куполом» этого карманного измерения, проступали знакомые линии! Асимметричные, изломанные, словно прожилки на громадном листе или трещины на стекле.

Они светились тем же призрачным, ядовито-зелёным светом, что и руны на стенах Вайдхана! Только здесь они были бледнее, словно эхо, отголосок мощного оригинала.

Но узор был тот же! Так вот, где я его видел!

Ледяная стайка мурашек пробежала по моему позвоночнику.

Это было невозможно!

— Бунгама! — мой голос прозвучал громче, чем я планировал, нарушая идиллию болота.

Эхо раскатилось по зарослям, и на мгновение воцарилась тишина, будто весь лес затаил дыхание.

Вода в ближайшей заводи забулькала, и из чёрной глубины медленно всплыла знакомая массивная голова. Глаза-блюдца, похожие на полированный обсидиан, уставились на меня.

— Я отдыхаю вообще-то! — мысленный голос прозвучал в моей голове, глубокий и неторопливый.

Я не стал тратить время на церемонии, и указал пальцем в небо, на мерцающие узоры.

— Что это?

Моя огромная гипножаба медленно повернула свою громадную голову, посмотрела вверх, затем снова на меня. В её взгляде читалось некое подобие удивления.

— Каркас. Он стал прочнее, стабильнее. Ты же сам принёс кирпичик для новой кладки, и уже давно, — пророкотала она в моём сознании.

В памяти всплыл образ: Тобольское Урочище, державшее меня в его центре целый месяц чудовище, больше похожее на сгусток искажённой реальности — и добытая из него пространственная матрица… Сложный кристаллический сплав, вибрирующий нездешней энергией. Их было два — один я пустил на постройку нашего с Илоной пространственного тайника, а второй отдал Бунгаме в качестве платы, чтобы та укрепила своё убежище.

— Эта матрица… из твари в Урочище… — я почувствовал, как желудок сжимается в холодный комок, — Она была источником этих символов?

— Она была их носителем. Семенем. Они… проросли. Сделали этот мир крепче. Сильнее. Почему это беспокоит тебя? Они полезны.

Я снова поднял взгляд и посмотрел на проступающие сквозь туман узоры над головой, мысленно сравнивая их с расплывчатым снимком на планшете. Да, они были похожи, как родственники, но не идентичны.

Те, что в убежище Бунгамы, казались бледнее, проще — словно неудачная копия или… ранняя версия? На стенах же Вайдхана они были сложнее, гуще, ярче.

Здоровее.

— Бунгама, — голос мой прозвучал хрипло, — Вот эти… и вот эти. В чём разница? Что они значат?

Я вызвал из памяти изображение Вайдхана и спроецировал его в голограмму. Обсидиановые глаза жабы сузились, изучая его. Воздух затрепетал от её низкого, задумчивого гудения.

— Те, которые у меня… молодые. Только что