Печать пожирателя 9 - Илья Соломенный

отринул жутковатую реальность вокруг и послал мысленный импульс. Эфирный сигнал — тот самый, что связывал меня с Илоной, который до этого раз за разом уходил в пустоту.

И — о, сладчайшее из чудес! — я получил отклик!

Слабый, едва уловимый, дрожащий, как отзвук колокола на дне глубокого ущелья, но — безошибочно её. Теплота души моей любимой, знакомый рисунок энергии…

Она была жива! Сердце сжалось от облегчения, столь мощного, что на мгновение у меня перехватило дыхание.

Я тут же превратил этот слабый сигнал в путеводную нить. Она тянулась вглубь этого живого лабиринта, уводя в самые недра чудовищного улья — ия я пошёл. Сквозь арочные проходы, похожие на сжатые мышцы, мимо пульсирующих, похожих на органы образований, из которых сочилась энергия, и струился сладковато-гнилостный воздух, через озёра какой-то кислоты и островки с зубами…

Но с каждым моим шагом, с каждым новым сканированием, чтобы уточнить маршрут, я чувствовал, как драгоценный Эфир внутри меня тает… Это было что-то новенькое!

Сигнал эфирного заклинания был слаб, а пробиться сквозь плоть этого древнего существа стоило невероятных усилий. Каждый запрос, каждый импульс заставлял запас истинной энергии уменьшаться — и уменьшаться быстро!

Дерьмо космочервей… Я не понимал, почему это происходит. А когда я что-то не понимал — начинал тревожиться…

Через пару часов путь вглубь этого живого кошмара превратился в кровавую мясорубку…

Плоть Вайдхана, ощутив несанкционированное вторжение, начала отторгать меня, как инородное тело. Из слизистых стен выползали твари — мерзкие гибриды насекомых и рептилий, с щелкающими хитиновыми жвалами и глазами, полными слепой ярости. Они кидались на меня, и я, не сбавляя шага, рвал их на части щупальцами энергожгутов, не тратя на это ни капли драгоценного Эфира. Их тушки падали под ноги и тут же поглощались полом, который с тихим чавканьем втягивал в себя останки.

То и дело в «стенах» мне встречались другие фигуры — люди, или то, что от них осталось. Их тела были оплетены искажёнными прожилками магии, вплавлены в саму структуру Убежища. Они двигались рывками, как марионетки, их глаза пусто светились, а из горла вырывались нечленораздельные хрипы.

Перерождённые колдуны, ставшие батарейками и стражниками в одном лице. Я не церемонился с ними. Сгустками грубой силы, вырванный прямо из энергии вокруг, сминал их в лепёшку, разбрызгивая по стенам липкую биомассу…

Спустя ещё пару часов этот @#$% лабиринт закончился, и, путеводная нить привела меня в обширный зал. Сердцебиение Вайдхана здесь было громче всего — оглушительный, ритмичный гул, от которого дрожала грудь.

В центре, на возвышении из того же упругого хряща, пульсировавшего мягким светом, висел прозрачный магический кокон. И внутри него…

Илона.

Она парила в сияющей жидкости, словно в околоплодных водах, безмятежно… Спя!

Её лицо было спокойно, рыжие волосы медленно колыхались вокруг, словно водоросли. Ни единой царапины, ни следа страданий. Они не мучили её. Они просто… хранили. Как драгоценный экспонат. Как приманку.

Фух! У меня просто гора с плеч свалилась! Словно тиски, сжимавшие мою грудь все эти недели, наконец разжались!

Она цела. Она жива.

Я подскочил к кокону, и мои пальцы впились в его сияющую оболочку. Магия кокона была сложной, но хрупкой — словно паутина. Я не стал искать изящных решений. Сосредоточившись, просто резко дёрнул, разрывая энергетические связи одним мощным, точным импульсом.

Оболочка лопнула с тихим хрустом. Сияющая жидкость хлынула на пол, мгновенно впитываясь в него. Илона мягко опустилась мне на руки, и тут же вздохнула, глубоко, судорожно — и её глаза открылись.

Они были такими, какими я всегда помнил — золотыми, ясными, но полными растерянности. Невеста уставилась на меня, потом на окружающий её биологический кошмар, и снова на меня.

— Марк?.. — её голос был хриплым от долгого безмолвия, — Что это за место? Как долго я…?

— Месяц, — выдохнул я, помогая ей подняться, — Ты проспала целый месяц… Прости, что так долго — но спрятали тебя на совесть.

Её глаза тут же вспыхнули не растерянностью, а чистейшей, нефильтрованной яростью. Она сжала кулаки, и по её телу пробежала знакомая волна силы.

— Охотник… этот мерзавец! — прошипела она, и в её взгляде читалось желание немедленно оторвать слуге Совета что-нибудь лишнее, — Я порву его на куски!

— Поздно, малышка. Я уже это сделал.

В следующий миг всё пространство зала содрогнулось. Ужасающая вибрация, в тысячу раз мощнее прежней, прокатилась по стенам, по полу, по самому воздуху. Давление возросло, закладывая уши.

Это было не просто дрожание — это был рёв. Немой, всесокрушающий рёв абсолютной власти. Сюда заявился кто-то. Не охотник. Не страж. Нечто неизмеримо более древнее и сильное — хозяин этого места.

Или один из них…

— Давай-ка убираться отсюда, детка…

Я инстинктивно рванул дрожащий, нестабильный, но всё ещё работающий канал — нить, ведущую назад, в убежище Бунгамы.

Но стоило мне прикоснуться к ней — как она лопнула…

Путь к отступлению был наглухо и бесповоротно отрезан.

Мы оказались в ловушке.

Глава 23

Беглецы

Где-то в безвременье. Ментухотеп

Пространство, где мы собрались, не имело имени. Оно не было местом. Оно было воспоминанием. Моим воспоминанием.

Я вызвал его из глубин своей сущности, вплетя в узор реальности киноварные пески Мемфиса, прохладу гранитных склепов и тяжёлый, сладковатый запах лотоса и мирры, смешанный с запахом высохшей крови на ритуальных ножах. Воздух дрожал от зноя, которого не было, а над нашими головами раскинулось небо иного мира — багровое, безлунное, усеянное тревожными, незнакомыми звёздами.

Звёздами нашего детства…

Здесь, в этом карманном измерении, вырванном из времени, мы были чуть ближе к тем, кем были когда-то. Не правителями жалкого куска грязи, затерянного на задворках космоса, а… кем-то большим.

Юй стоял, уткнувшись лицом в якобы прохладный камень якобы существующего обелиска. Его пальцы, всё ещё напоминающие спутанные корни, впились в этот камень, и от них побежали трещины. Его спина, обычно прямая и негнущаяся, была сгорблена. Он дышал тяжело, и с каждым выдохом из его груди вырывалось облачко золотой пыли — признак того, что его нынешнее тело продолжало рассыпаться, даже здесь, в иллюзии.

Ур-Намму парил в центре зала, окружённый сотнями собственных теней. Его звёздное лицо было спокойно, почти безмятежно. Он наблюдал за нами, за двумя последними титанами, сломленными вестью, которую только что принёс один из наших «глаз» — призрачный слуга, чей разум мгновенно испарился, едва передав нам образ.

Марк Апостолов — в сердце Вайдхана. Жив, пришёл за своей женщиной