Печать пожирателя 9 - Илья Соломенный

Неужели мы изменились — и повторно стали жертвами собственной гордыни и самоуверенности?..

— Он не ошибка, — Ур-Намму парировал мою ярость с ледяным спокойствием, — Он — непредвиденная переменная. Стресс-тест для нашей системы. И у меня есть кое-что. Запасной путь.

— Запасной путь? — я засмеялся, и в этом смехе было полно ядовитого презрения, — Ты говорил то же самое, когда твой любимый сын поднял против тебя мятеж в Уре! Говорил, что всё под контролем, что это часть плана! А потом мне пришлось вырезать половину Месопотамии, чтобы потушить тот пожар! Мы чуть не потеряли два аккумулятора!

— И не потеряли, — напомнил он мягко.

— А Минос? — вскричал Юй, оборачиваясь. Его лицо было искажено гримасой боли и гнева, — Ты тоже говорил, что его смерть — это «необходимая мера»! Что это ускорит процесс! Я до сих пор чувствую, как гасла его искра! Я чувствовал его страх!

— Без жертв не бывает победы, — ответил Ур-Намму, и в его голосе впервые прозвучала сталь, — И мне надоело напоминать вам об этом раз в тысячелетие! Мы все принесли жертвы. Я принёс больше всех! Я должен был оставаться в сознании все эти века, наблюдать, направлять, без возможности вмешаться, пока вы двое спали сном младенцев в своих склепах! Я нёс этот груз один!

— Ты наслаждался этим грузом! — я сделал шаг вперёд, и тени вокруг нас сгустились, поползли по стенам, как чёрные слёзы, — Ты любишь быть кукловодом, брат! И теперь твоя кукла сорвалась с ниток и пошла сжигать твой план! Почему нельзя было убить его сразу⁈ Почему мы позволили этому идиоту играться с этим мальчишкой⁈

— Потому что чтобы разобраться самостоятельно, нам пришлось бы проявить себя, использовать силы! Нельзя было показываться раньше времени. Если бы о нас узнали главы современных государств, нас бы могли уничтожить — был такой шанс.

— Нас и так уничтожают! Один-единственный пожиратель!

— Он всего-лишь создаёт временные неудобства. Он не дотянется до ядер, — заявил Ур-Намму, — Система защиты…

— Защиты? — я перебил его, — Ты что, не слышал⁈ Он проявился внутри Вайдхана! Он обошёл всю твою защиту! Он говорит на языке Убежищ, брат! На языке нашего детства! Языке, который забыли даже мы! Что, если он дотянется не только до ядра? Что, если он дотянется до нашей памяти? До наших архивов? До чертежей? Он узнает, от чего мы бежим! Узнает о Пустоте!

— А что если… — прохрипел Юй, — Что если он уже знает? Такая сила, такие знания… Что если… Он такой же, как мы?

Несколько мгновений между нами висела немая тишина. Мы все думали об одном и том-же.

Если этот Марк Апостолов — такой же, как мы — значит Пустота недалеко…

— Если так, тогда всё… всё это… — я широко взмахнул рукой, указывая на иллюзорный Мемфис, на звёзды-призраки, — Всё это окажется бессмысленным! Все наши жертвы! Все тысячелетия! Он может испугаться и сломать всё к чертям, лишь бы спасти свою шкуру и свою самку!

Впервые за много веков я видел нечто похожее на неуверенность в мерцании звёздного лица Ур-Намму. Неужели он не предусмотрел этого. Он рассчитывал на жадность, на амбиции, на месть.

Но не рассчитывал на то, что кого-то может испугать правда о том, что ждёт за пределами этого мира…

— Он не из нас. Мы бы поняли. И он не поймёт, — попытался возразить старший брат, но в его голосе уже не было прежней уверенности.

— Надо было убить его в Александрии! — проревел я, и стены моего воспоминания задрожали, — Раздавить, как букашку! Вместо этого ты позволил ему спастись! Ты вёл его, как ягнёнка на бойню, прямо к нам в ловушку! И этот ягнёнок оказался волком в овечьей шкуре — с ключом от запасного выхода! С отмычкой!

— Ментухотеп, успокойся, — сказал Ур-Намму, и его тень потянулась ко мне, пытаясь окутать, утихомирить, — Дай мне время. Я активирую протокол…

— Нет.

Я отшатнулся от его прикосновения. Тень отпрянула, будто обожжённая.

— Нет, — повторил я тише, но твёрже, — Ты долго играл в свои игры, Ур-Намму, но проиграл этот раунд. Теперь очередь других игроков.

— Что ты собираешься делать? — в его голосе прозвучало предупреждение.

— То, что нужно было сделать давно. Я отправляюсь в Вайдхан — лично. И я разберусь с этим Марком Апостоловым раз и навсегда. Не через посредников. Не через ритуалы. Своими руками.

— Это безумие! — воскликнул Юй, — Войти в Убежище, когда там чужой? Это всё равно что сунуть руку в кипящее масло! Это будет… Нестабильно!

— Он уже там! — вскричал я, — Дверь открыта — и он может вынести через неё всё, что ему вздумается! Я воспользуюсь этим — пока он не сотворил чего-то непоправимого.

Я уже повернулся, чтобы разорвать пространство своего воспоминания и вырваться обратно в убогую реальность моего нынешнего тела, когда голос Ур-Намму остановил меня.

В нём не было ни гнева, ни угрозы. Только… усталость. Бесконечная, тысячелетняя усталость.

— Брат, — сказал он, — Вспомни, ради чего мы всё это затеяли. Вспомни песнь Пустоты. Вспомни, как гас свет наших звёзд. Мы так близки к финалу… Не ломай всё сейчас из-за одного осколка.

Я обернулся и в последний раз посмотрел на них — на архитектора нашего безумия и на его самого несчастного сообщника. На последних сыновей умирающего мира, застрявших в чужой песочнице.

— Я помню всё, — произнёс я тихо, — Именно поэтому я иду! Чтобы наш долгий путь не закончился здесь, в позоре, из-за твоей самоуверенности и одного назойливого насекомого!

И, не дожидаясь ответа, я разорвал ткань воспоминания и шагнул в холод настоящего, полный решимости сделать то, что должно было быть сделано давно.

Глава 24

Горькая правда

Воздух, и без того спёртый и сладковато-гнилостный, вдруг сгустился до состояния тумана.

Давление в теле увеличилось, заставив перед глазами поплыть кровавые пятна — пришлось срочно регулировать биохимию организма.

Илона за моей спиной судорожно вдохнула, и её пальцы впились мне в плечо — не от страха, нет. Скорее, это был жест готовности, яростного согласия на предстоящую бойню.

Моя девочка… Как же мне нравится твоя решительность…

Из пульсирующей стены напротив