Орден во всю спину 3 - Константин Владимирович Ежов

по карманам жителей крепости, они ещё держались в узде, не решались зайти слишком далеко. Всё-таки перед ними были "городские", те, кто привык смотреть на них свысока. Но стоило убедиться, что никто и не подумает сопротивляться, как их жадность прорвалась наружу. Теперь они хватали всё подряд, позволяли себе лапать женщин и откровенные издевательства.

Учитель привёл ребят к группе Ярослава и встал позади, будто надеясь укрыться тенью Косого и его людей. Взгляд его был настороженный, цепкий: она выжидала, стоит ли продолжать отступление или лучше прикинуться частью толпы.

Но беда сама нашла их. К ним уже шла дюжина беженцев – мужики с потными лицами и мешками, набитыми чужим добром. На их руках блестели часы – дорогие, хорошие, только что сорванные с запястий тех, кто ещё утром жил в достатке.

Ярослав не удержался от мрачной мысли: когда-то в городе часы имел только кореец Ли из продуктовой лавки – единственный на весь квартал. Даже у старика Вана их никогда не было. А теперь часы красовались на руках у грабителей, словно игрушки. Вещь, бывшая символом достатка и положения, обернулась жалким трофеем.

Толпа беженцев остановилась, завидев Косого. Словно наткнулись на стену. Их взгляды метнулись к нему, и Ярослав понял: маскировка провалилась, они его узнали. Хоть переодевался, хоть терялся в людском море – бесполезно.

Он вздохнул про себя, проклиная собственную неудачу, и приготовился к худшему. Но неожиданно человек, руководивший обысками, махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху, и увёл свою группу к другим. Будто принял решение обойти стороной.

Ярослав сжал зубы и настороженно следил за их спинами, думая: "Что это было? Повезло? Или всё ещё впереди?"

Те, кто стоял рядом с Ярославом Косым, переглянулись в полном недоумении. Что это сейчас было? Почему свирепые, наглые беженцы вдруг сами свернули с дороги и, как послушные собаки, обошли стороной обычного подростка?

С виду-то он был всего лишь парнишка лет шестнадцати–семнадцати, худой, жилистый, с вечно прищуренными глазами. Но лица у тех, что заметили его, перекосились от страха. Будто увидели не человека, а чудовище, что притаилось среди толпы.

Окружающие не понимали. Но истина была проста: ещё в городе никто не решался нарываться на Косого. Он прослыл жёстким, не знающим жалости – и главное, у него был пистолет. А пистолет, особенно теперь, весил больше, чем целая куча жизней.

Беженцы отлично знали: да, в мешках старика Вана и у Даунa наверняка полно ценностей. Но рискнуть нарваться на выстрел ради золота? Глупость. Жизнь одна, а добра на дороге ещё попадётся.

Учитель со своими учениками стоял позади, молча наблюдая за сценой. Женщина смотрела на широкую спину Ярослава, сжав губы так крепко, что те побелели. В её взгляде читалось что-то тяжёлое – смесь страха и уважения, граничащая с тревогой.

Как только беженцы, перешёптываясь, отвернулись и потянулись обыскивать других, Ярослав вдруг лениво бросил:

– Эй, ребята… идите-ка сюда.

Они замерли. Время будто застыло вместе с ними. Потом медленно повернули головы, как куклы на тугих шарнирах. Один хрипло выдавил:

– Что?..

– Часы у тебя ничего так, – небрежно заметил Косой, словно говорил о семечках на базаре.

Беженцы переглянулись. Они только что обчистили больше тысячи человек, а теперь кто-то посмел ограбить их – да ещё и прилюдно?! Толпа ахнула, раздались приглушённые вздохи. Люди не верили своим глазам: нашёлся тот, кто оказался ещё более безжалостным, чем эти шакалы.

Один из грабителей, побледнев, молча снял с руки часы и протянул их Ярославу. Он помнил. Помнил, как этот паренёк уложил людей в школе – без тени сомнения, без дрожи в руках. Лучше потерять железку на ремешке, чем жизнь.

Но не успели они развернуться, как голос Косого снова полоснул воздух:

– Ты… и ты… и ты! А ваши часы тоже ничего. Давайте сюда.

Четверо нахмурились. Сил никаких, но возразить? Попробуй, когда на тебя смотрят такие глаза. Губы пересохли, пальцы дрожали – и один за другим они сняли свои трофеи и покорно протянули их.

Вся толпа застыла в изумлении. "Насколько же этот парень безжалостен?!" – витало в воздухе.

Ярослав, не торопясь, собрал добычу. Но дальше он не стал давить. Связываться с беженцами ему было ни к чему, слишком много шума. Взмахнул рукой:

– Всё, катитесь.

Те улизнули, будто их ветром сдуло. Недавняя наглость испарилась, осталась лишь тень трусости.

Ярослав выложил часы – блестящие браслеты с циферблатами – и протянул их своим. Старик Ван моргнул, не веря глазам. Лариска осторожно взяла из его рук блестящий корпус. Лёшка Проныра, сияя, уже щёлкал застёжку на запястье.

– Держите, – гордо сказал Косой. – Теперь мы не хуже прочих будем смотреться.

– С этого момента мы всегда будем знать, который час, – с оттенком важности сказал Ярослав Косой, словно вручил товарищам не простые часы, а ключ от новой жизни.

Старик Ван впервые в жизни держал такой предмет. Холодный металл приятно охлаждал ладонь, браслет чуть звякнул, когда он щёлкнул застёжкой. Морщинистое лицо озарила улыбка, будто он снова стал мальчишкой. Он тут же ухватил ещё одни часы – те, что Ярослав кинул для Даунa – и, подмигнув, протянул их сыну:

– Давай, живее, поблагодари дядю Костого!

Даун сморщился, и в глазах у него тут же защипало. Всё внутри протестовало: какого лешего он теперь должен называться "племянником" этого Косого?! Но слова застряли в горле, а гордость и слёзы смешались в один горький ком.

Ярослав же смотрел на происходящее с лёгкой ухмылкой. Мысль о том, что он только что ограбил самих грабителей, щекотала его изнутри, как тёплый ток. Обычно он не любил подобных дел – чужого не трогай, и тебя не тронут. Но сейчас? Разве плохо наказывать мерзавцев их же оружием? Разве грех забирать у шакалов то, что они заграбастали у честных людей?

В груди у него разливалось странное чувство. Смешение вины и сладкого удовольствия. Нечто сродни хмелю: лёгкость в голове, азарт и тихий голосок, шепчущий – "а ведь ты мог бы и дальше так делать… только против злодеев. Разве это не справедливо?". Короче, ему так и захотелось вкусить славы Робин-гуда.

Глава 19

Несколько тысяч жителей крепости, едва успевших вырваться из пылающего ада, оказались безжалостно ободранными кучкой в несколько сотен беженцев. Те не стеснялись ничем – вырывали часы прямо с запястий,