Дальнобойщик - Роман Валерьевич Злотников

— Проснись, вот бумаги, давай, освобождай площадку.

Он не глядя сунул бумаги в бардачок, дал по газам. Когда подъезжал к перекрёстку, на котором надо было свернуть к залу собраний Керука, руки вспотели так, что пришлось вытирать. Показалось, что он снова в том своём сне. Он осторожно нажал на тормоз и чуть не застонал от облегчения. Тормоза работали.

Он знал, что ещё слишком рано.

Но все равно толкнул дверь.

Она оказалось открытой.

— Входи, кто бы ты ни был, — услышал он знакомый голос…

* * *

— … и теперь я уже ничего не понимаю, — Хуц-Ги-Сати сидел, сложившись пополам на стуле, стискивал руки, раскачивался, и говорил, говорил, снова и снова повторял, как они встретились с Машей, то есть с Джиналатк, выпрямлялся, пытался показать, как там, в зимнем лесу они сами провели обряд имянаречения, а потом…

Перескакивал на то, как он решили перебираться в САСШ.

И как всё начало валиться, ну, знаете, как костяшки в домино. Их ещё так расставляют петлями, а потом, хопа, одну толкают, она толкает другую, они падают все.

Он говорил о том, что происходит с Машей, ну, что он не понимает вообще, что происходит, а ещё эта работа, и деньги, которых не хватает ни на что, вообще, и эти левые заработки. Несколько банкнот он попытался сунуть Керуку и тут же схлопотал подзатыльник.

Старый индеец тяжело поднялся, похлопал Хуц-Ги-Сати по плечу.

— Я не твой отец и не могу его заменить. Да и пытаться не буду, у каждого есть лишь один отец. Я не могу посоветовать тебе, как идти тем путём, по которому ты идёшь. Я лишь скажу, что здесь ты нашёл людей, которые хотят справедливости для нашего народа. Мы хотим, чтобы никто никогда не оказался в таких обстоятельствах, как ты и твоя скво. И на месте всех тех людей нашего народа, кто живёт задавленный той системой, что отняла у нас всё. Сегодня я буду об этом говорить и мы будем обсуждать дела, в которых участвуют лишь те, кто твёрдо решил бороться. Будешь ли ты слушать?

Хуц-Ги-Сати встал.

— Я помогу расставить стулья. Ставим как в прошлый раз?

Час спустя, Керук запер двери зала собраний, опустил жалюзи.

Он стоял перед ним высокий, широкоплечий, с мощным предплечьями. Потёртые джинсы, тяжёлые растоптанные рабочие ботинки, простая застиранная рубашка — он был один из них, он знал цену каждому центу, и потому его слушали.

А он говорил о мире вокруг них и Хуц-Ги-Сати поражался тому, как Керуку удаётся залезть ему в голову и добыть оттуда его мысли. Да еще и облечь их в складные понятные слова.

— Вы задавлены борьбой за выживание. Вам говорят, что это естественный ход вещей и так было всегда. Но наши предки выживали в честной борьбе с природой, с такими же воинами, как он сами. Это была честная битва. И они знали, что дома их ждут верные жёны, а жизнью племени руководят мудрые справедливые вожди. Они возвращались с битвы в справедливый честный мир. Ои знали, что даже если погибнут, их женщин и детей не бросят, племя позаботится о них, и их род будет жить вечно.

Керук помолчал.

— Этого мира больше нет. Его нет нигде. Наш мир исчез. Да, люди летают на Луну. Они научились лечить многие болезни, но кому доступно лечение? Нами, тем кто живёт в САСШ, правят корпорации, хозяева которых даже ни разу не ступали на землю Америки! Наше правительство — просто наёмные менеджеры! Но вы думаете, где-то лучше и слаще? Российская Империя захватывает всё новые земли, но если раньше она просто порабощала народы силой, то сегодня растворяет их в себе. Один за другим исчезают племена, которые еще недавно были гордыми и независимыми и появляются безликие рабы их Императора. Китай — о, эти хитрые азиаты проникают везде и всюду, скупая предприятия, заманивая к себе кредитами целые страны. А потом они приходят за расчётом и кладут страны себе в карман.

Он говорил спокойно, чуть насмешливо, и Хуц-Ги-Сати понимал, что согласен с каждым его словом.

Наконец, старый индеец замолчал.

Заскрипели стулья, завизжали металлические ножки по полу. Большинство уходило молча. Несколько человек осталось.

Хуц-Ги-Сати поймал взгляд Керука. Тот кивнул, мол, да, оставайся.

Когда оставшиеся расселись, Керук сел перед ними на такой же стул, положил руки на колени.

— Сегодня с нам воин, который готов помогать в нашей борьбе. Он молод, он отвечает за свою скво. Он водитель, и водитель отличный. Я правильно понимаю, что сейчас ты водишь вместительный фургон?

— Да. Правда, часто он бывает забит до отказа, и это фургон принадлежит компании. Перед тем, как я выезжаю в рейс, двери кузова пломбируют, так что докинуть что-то по дороге не получится.

— Это важно, — кивнул Керук, — хорошо что ты это сказал.

— Но с менеджером можно договориться, — Хуц-Ги-Сати рассказал о левых рейсах, правда, благоразумно решил умолчать о своих приключениях.

— Что ж, в любом случае опытный водитель может пригодиться. Даже просто передать посылку без лишней огласки. Кстати, я как раз хотел попросить тебя захватить с собой небольшой пакет. Ничего незаконного, просто наши листовки, которые надо передать нашему общему знакомому. Теперь, давайте обсудим акцию протеста, которую мы планировали провести у офиса Чикагской телекомпании.

Он глянул на Хуц-Ги-Сати.

— Это большое дело мы планировали давно. Мы хотим показать этим нелюдям из транснациональных корпораций, что честные люди, которым эта земля принадлежит по праву, представляют собой настоящую силу! Что у них есть законные требования, к которым лучше прислушаться, пока не стало слишком поздно для них!

Это была достойная цель. В этом был смысл.

— Брат Волчий Клык, расскажи ещё раз, свою часть плана. Давайте, пройдём по всем этапам. Ты слушай и запоминай, — обратился Керук к Хуц-Ги-Сати, — если будут вопросы, или решишь что предложить, не молчи. Острый молодой ум способен на многое!

* * *

Они молодцы. Настоящие борцы, бойцы за будущее своей расы, думал Хуц-Ги-Сати, пока ехал обратно. Он не стал ждать рассвета, дремать, слишком много всего роилось в голове, а дорога его всегда успокаивала и помогала упорядочить мысли, разложить по полочкам.

Да, здесь можно было по-настоящему бороться, сама судьба привела меня сюда, с решимостью думал он, Там, в этом морочном мире ненастоящей Аляски это объединение свободных людей было просто невозможно. Он вспомнил, как костерили мужики губернатора Аляски за размытую дорогу у какой-то деревушки, мэра городка