1977 - Александр Скок

И все-таки не выдержал, поднял глаза. Встретились взглядами. Секунда – как вечность. В ее глазах – все желание горело открытым пламенем, все слова были лишние. Понял – сейчас или никогда. Встал резко, руку ее в свою ладонь заключил, пальцы сплел крепко-крепко, и потянул к себе. И вот мы уже не чай пьем чинно-благородно, а накинулись друг на друга прямо посреди кухни.

К черту это платьице белое, ангельское. Рванул ткань грубо, одно движение – и оно змеей на пол соскользнуло. Рубашка моя следом полетела, пуговицы по полу запрыгали. Брюки туда же и трусы наши – к одежной куче. Аньку подхватил на руки, легкая совсем, как перышко, и на стол кухонный усадил, прямо посреди чашек и огрызков печенья. Толкнул осторожно. Развалилась передо мной, вся открытая, вся моя.

***

– Да тише ты! Не стони так… соседи ведь…

– Плевать.

***

Анька плескалась в душе, а я сидел на кафеле голой задницей, возле самой ванны, и дымил, зажав в пальцах тяжелую отцовскую пепельницу. Выжатый, словно чайный пакетик, который в общаге студенты умудрялись заваривать по третьему кругу.

Шторка колыхалась, скрывая Анькино тело, и мне являлся лишь размытый, зыбкий силуэт. И я нет-нет, да и бросал взгляд в ту сторону, прикидывая, стоит ли идти на еще один заход или на сегодня, пожалуй, хватит.

Сигаретный дым лениво вился к потолку, и я размышлял о том, что все-таки секс с Анькой – это как вспышка сверхновой на фоне тусклого мерцания старой лампочки Юли. С женой… точнее, с бывшей женой, все было до обидного пресно. Словно мы с ней годами колесили по захолустным сценам, отыгрывая заезженную пьесу перед равнодушными зрителями. Профессионально, без фальши, но и без искры. Отработали номер – и в гримерку, готовиться к завтрашнему такому же спектаклю.

А сегодня… Сегодня словно дали другую роль. Другую пьесу. Других партнеров по сцене, от которых искры летят, и ты вдруг понимаешь, что театр – это все-таки магия, а не рутина. И что в этой игре еще есть краски, и глубина, и какой-то чертов смысл, который ты уже почти разуверился найти. И вот этот новый спектакль – он как хороший виски после разбавленной водки. Обжигает, бодрит и заставляет вспомнить, что жизнь в сущности, не так уж и плоха, даже если сидишь голым задом на холодном кафеле, а пепельница забита окурками.

Подарок Ани удался.

Стоп.

Но почему Анька погибла в автокатастрофе? Ведь она не должна была ехать с родителями в Лабинск. Она не поехала бы с родителями, потому что позвала меня в гости. Она бы осталась дома. Следовательно, несколько часов назад не было бы никакой записи о смерти Ани в домовой книге.

Но запись была.

Я затянулся и выпустил дым в потолок.

Ведь даже если я сегодня не пришел бы к ней в гости, она бы никуда не поехала. Ведь я повлиял на прошлое, на жизнь Ани. Ее смерть 04.01.1978 года в автокатастрофе стала невозможно с того момента, когда Аня позвала меня в гости, а я сказал, что приду, хотя знал, что этого не будет.

– Ерунда какая-то… – пробормотал я себе под нос, почесывая пальцем лоб.

– Что ты сказал? – донеслось из-за шторки.

– Говорю, подарок твой просто супер. Спасибо.

Аня хихикнула.

– Вообще-то я тебе его еще не подарила.

Дззззз. Дззззз.

– Что это? – спросил я.

– В дверь звонят.

Дззззз.

Я замер:

– Не будем открывать. Дома никого нет.

Анька снова хихикнула. Но потом вдруг тревожно произнесла:

– А что если это родители вернулись?

Я смял сигарету в пепельнице и поднялся. Анька выключила воду и сгребла шторку в сторону, выглядывая наружу.

Прислушались.

– Ты дверь закрыла?

– На щеколду.

– Молодец, что на щеколду, – пробормотал я. – Если это родители, то не откроют. Успеем одеться.

– Наверное, соседи, – едва слышно сказала она.

– Может, и они. Дали мы с тобой жару конечно…

Я осторожно открыл дверь ванной.

Дззззз.

Дззззз.

Дззззз.

И следом настойчивый стук.

Мы тихо прошли в прихожку. Я совсем голый, Анька в одном лишь полотенце.

– Милиция! Открывайте! Он здесь! Мы знаем! – глухо донеслось из-за двери.

Дззззз. Дззззз. Дззззз.

Глава 18

Я понял, что они по мою душу. Анька – нет. Она собралась открыть, но я остановил.

– Нельзя. Голая. Куда?

Остановил не по этому. Нельзя открывать. Нельзя впускать милицию. Это будет мой конец.

Помчалась в кухню одеваться. Я – следом. Думал по ходу дела как выкручиваться.

Вариантов нет. Только прыгать в окно. Но высоко. Четвертый этаж. Разобьюсь или ноги поломаю, далеко не уйду – догонят, скрутят.

Милиция… Откуда менты узнали, что я здесь?

Я в прихожке первый. Анька – следом, босая, в своем белом платьице, без трусов. Смотрели глупо друг на друга.

– Не открывай, – сказал я.

– Почему? Просто они ошиблись адресом.

Дззззз. Дззззз.

Она шагнула к двери, я тоже сделал шаг – отрезал ей путь. Анька посмотрела мне в глаза непонимающе.

– Сереж, ну почему?

Я облизал пересохшие губы. Сказать ей правду, что я из будущего? Или солгать? Что солгать? Что меня приняли за фальшивомонетчика, хотя никаких липовых купюр не было? Что купюру из будущего милиция приняла за фальшивку?

– Сергей открывай! – за дверью послышался голос Аниного отца.

– Папа?

– С тобой все в порядке?

– Да!

– Сергей, открывай. Не дури! – сказал отец.

– Послушай, Ань… – едва слышно начал я. – Они думают, что я преступник. Но это не так. Я ничего плохо не сделал.

– Тогда тебе нечего бояться. Все образумится. Папа поможет. Он же следователь. Мы во всем разберемся.

Я замотал головой и усмехнулся от того, какая Анька наивная. Чистая душа. Она даже не может помыслить, что никто теперь не будет разбираться хороший я парень или плохой. Они уже все решили, я – преступник. Дело заведено, маховик запущен, теперь просто это дело нужно закрыть, чтобы всем хорошо жилось.

Наверное, даже ордер на мой арест есть.