Барин из провинции - Дмитрий Валерьевич Иванов

Выглядываю в окно: подъезжаем. Усадьба родителей Амалии несомненно производит впечатление. Хотя сама усадьба — ничего особенного, да и район здесь — не ахти, похуже моего будет. А вот дом… что и говорить — настоящий дворец. Массивное, двухэтажное здание с мезонином, лепниной и балкончиками. Причем первый этаж — высоченный: метра три, не меньше. Построен дом, как я слышал, уже после французов, то есть совсем недавно, и, по всему видно, обошёлся отцу Амалии в немалую сумму.

Заезжаем во двор. Карета выкатывается на гравий, и я, полный мрачной решимости, выбираюсь наружу. Тут же подбегает кто-то из слуг, и меня провожают к парадному входу. На крыльце довольно миловидная девушка принимает цилиндр и протягивает руку к коробке с тортом, но я лишь хмуро качаю головой.

Оглядываюсь — никого, кроме гардеробщицы и того же слуги.

— Куда мне? — спрашиваю я, направляясь в сторону парадного зала — туда, откуда слышались переливы рояля. Или фортепиано… чёрт их разберёт, я в этих делах не знаток.

— Вам на второй этаж. Хозяин сегодня приехал, вас видеть хочет. Строго-настрого приказал первым делом к нему в кабинет вести.

— Хозяин? Папа Амалии?

— Да, статский советник, его высокородие Лев Васильевич.

Да знаю я, как к статскому советнику обращаться! А вот имени-отчества не знал, вернее, знал только имя, ведь Амалия по отчеству Львовна.

— Внезапно вернулся? На Кавказе же бы… — удивленно спрашиваю.

— Ждали вчера, а приехал сегодня, — обронил слуга, не оглядываясь на меня.

Стоп. Это как понимать? Значит, день его возвращения был известен заранее? А мне между тем говорили — без него-де ничего решить нельзя, и мол, вернётся папаша не раньше сентября. А получается… вот он тут уже!

Кабинет статского советника, а это пятый ранг в табели о рангах, больше походил на логово бывалого вояки. Карты на стенах, сабли, пистолеты, глобус, всякая военная дребедень. Под стать ему был и сам Лев Васильевич — коренастый, с короткой шеей и мощным затылком. И морда такая… кирпича просит. Смотрит на меня сурово, я бы даже сказал неприязненно.

Собираю всю волю в кулак и представляюсь. Чувствую, как внутри Лешка, гад, отчаянно трусит. Но ничего — я и с губерами бывало общался в своё время.

— Значит, ты и есть тот повеса, что моей дочери голову вскружил? — наехал он с ходу. — Кто будешь по званию? Служил ли?

Я едва не ляпнул по старой памяти:

— Старший сержант 77-й гвардейской зенитно-ракетной бригады! Сами не летаем — и другим не даём!

Глава 29

Глава 29

Смотрю на возможного тестя и понимаю — мирного разговора у нас не выйдет. А раз так — зачем церемониться?

Вид у меня, надо признать, совсем не смиренный — эдакая смесь самоуверенности и нахальства. Прохожу в комнату, сажусь без спроса в кресло у стола и закидываю ногу на ногу, будто у себя в имении. Вот только торт в руках портит картину. Куда ж его? На пол поставить, что ли? Ладно, оставлю на коленях — вдруг пригодится… В морду, к примеру, кинуть.

— Сударь, вы, стало быть, и есть батюшка Амалии? Это я, по-вашему, ей голову вскружил? Ну что ж… Дело молодое, сами понимаете. Простите, не ожидал вас тут увидеть — меня уверяли, что вы не скоро в Москву воротитесь.

— Что за вздор⁈ — вскипел он. — Три недели как письмо от меня они получили! Не морочь мне голову! Кто позволил сесть⁈

— Вы не предложили, и я решил сам. А кто мне, дворянину, может запретить? Или вы, ваше высокородие, намерены меня обидеть? Так я, ежели что… вызов подам, — медленно произнес я, глядя статскому советнику прямо в глаза.

— Дуэли, смею напомнить, под строгим запретом по высочайшему повелению! Встать немедля! — рявкнул он, багровея.

Лев, а в этот момент он вполне соответствовал своему имени, набычился, поднялся со своего кресла и, опершись обеими руками о стол, зыркнул на меня так, будто прикидывал — а не перепрыгнуть ли через стол и растерзать наглеца? Лев, может, и смог бы, но этот грузный и уже в возрасте дядя точно нет. Так что пока чувствую себя в относительной безопасности. Тем более у меня в руках торт. А он, как известно, может быть не только лакомством, но и аргументом.

Продолжаю сверлить мужика взглядом и гнуть свою линию:

— Предлагаю вам принести извинения за хамство! Немедленно!

— Да я тебя… в бараний рог… мальчишка! Ты хоть знаешь с кем говоришь⁈

Эта фраза совпала с появлением в кабинете Амалии — видно, кто-то уже доложил барышне о моём прибытии.

— Алексей, я вас жду с самого утра! — с укором произнесла она, а потом резко повернулась к отцу: — Папенька! Потрудитесь разговаривать с гостем в более подобающем тоне!

Амалия моментально перестроилась и вместо заготовленных фраз наехала на отца, который сразу стал похож на ободранного кота и конфузливо опустился обратно на свой трон.

— Я поговорить хотел, выяснить серьезность намерений, — забормотал Лев Васильевич, позорно теряя остатки грозности.

Э… А доча, оказывается, папенькой командует. И если Амалия и вправду в положении — то батюшка, похоже, ни сном ни духом. Иначе хрен бы он так быстро успокоился.

— Идёмте к столу! Маменька волнуется и всех к обеду зовёт! — топнула ножкой Амалия, закусив хорошенькую губку.

А выглядит девица, чёрт побери, отменно! Разглядываю её, будто впервые вижу. И на миг забываю даже про своё недавнее намерение разорвать сию непорочную, к моему сожалению, связь.

Юна — лет девятнадцать, ну двадцать два от силы… Хотя, признаться, я так и не узнал точно, сколько ей. Лицо — свежее, будто только что с прогулки на утреннем воздухе. Кожа белая, гладкая, словно тонкий фарфор. Волосы — густые, прибраны в высокую причёску в духе ампир: гладко зачёсаны по вискам, сзади собраны в пучок, лишь пара локонов кокетливо обрамляет лицо. Мне такие причёски по душе — не то что пудреные башни и уродливые парики, как у моей… хм… «дамы сердца». Тьфу, даже сравнивать их — кощунственно.

В косу барышни вплетена розовая ленточка — в тон платью. А платье! Тончайший нежно-розовый шёлк с перламутровым отливом. Крой подчёркивает и тонкую талию, и соблазнительный изгиб