Салага - Василиса Мельницкая

один. Ученый он, может, и хороший, но стратег отвратительный. И план не они с Артемием придумали. — Петр Андреевич поморщился. — Этот и вовсе дурак. Недавно все в этом убедились. Пашка часто ездил на симпозиумы, научные конференции, съезды ученых. Там его и взяли в оборот.

«Иностранная разведка, — догадалась я. — Все же внешний след!»

— Этому идиоту пообещали помощь в отмщении в обмен на чертежи ракеты, что изобрел Иван. Это военная разработка. — Петр Андреевич потер висок. — Не вдаваясь в подробности, чертежи заказчик не получил. Хотя Пашка клялся, что ему удалось изъять их до взрыва. По сути, он заметал следы, одновременно подставляя лучшего друга и мстя ему за поруганную честь.

Последнюю фразу он произнес с нескрываемым сарказмом.

— Я не прошу меня понять и простить. — Петр Андреевич смотрел мне в глаза, и у меня мурашки бежали по коже от этого взгляда. — Я обязан защищать тех, кто за моей спиной. Взрыв унес много жизней, это госизмена. Но ошибка в расчетах и шпионаж в пользу другого государства — не одно и тоже. За Пашкино преступление полетели бы головы всех совершеннолетних мужчин моего рода.

Как отнеслась бы к такому раскладу настоящая дочь Ивана Морозова? Простила бы? Навряд ли. Пожалуй, она ни за что не приняла бы приглашение на ужин. И при первой же возможности отомстила бы за смерть отца. Но ведь есть какой-то смысл в том, что я — не она?

— Я не буду вас прощать, — сказала я. — И даже постараюсь, чтобы вы не пострадали, в благодарность за то, что вы вырастили Матвея. Но сделаю все, чтобы восстановить честное имя рода.

— Справедливо, — кивнул Петр Андреевич. — Я могу рассказать все, что знаю, но это навряд ли поможет. Мог бы, сам бы все уладил. Я не знаю заказчика, и чертежи исчезли бесследно. Вообще, если задуматься, то и ты тогда… исчезла. Я еле-еле отыскал тебя в московском приюте. И чуть не опоздал.

— Из какой страны заказчик, тоже не знаете? — спросила я.

— Пашка познакомился с ним в Лондоне. Но утверждал, что он араб. Наверняка, это посредник.

Мы поговорили еще немного, однако ничего принципиально нового я не узнала. Как ни печально, но игры в детектива придется отложить, как того требовал здравый смысл. Если Разумовский знает больше, в ближайшие два-три года он ни о чем не расскажет. Зато можно заняться собственными капиталами. Напомнить Саве об обещании, например.

— Ты не попросишь меня вернуть то, что принадлежит роду Морозовых? — спросил Петр Андреевич, словно прочтя мои мысли.

Все же Разумовский прав, опыт — страшная сила. Не обязательно быть эспером, чтобы понимать собеседника без слов.

— По какому праву? — усмехнулась я. — Я же Михайлова. Полагаю, все эти богатства — наследство Матвея?

Он медленно кивнул.

— Я не против, — сказала я. — Пусть владеет. Кстати, почему вы отправили его в военное училище, а не обучили экономике, например? Ведь капиталом нужно уметь управлять.

— Поначалу дисциплине научить хотел, — улыбнулся Петр Андреевич. — А после пытался, но… — Он развел руками. — Матвей — защитник по сути своей. Нет в нем коммерческой жилки.

— Может, в Иване есть? — предположила я. — Я выкупила бы земли и заводы. Матвея я не обижу.

— На какие, позволь спросить, шиши? — прищурился Петр Андреевич. — У тебя даже угла своего нет.

— Будет. — Я повела плечом.

— Вот когда будет, тогда и поговорим.

— А можно спросить о том, что меня… как бы… не касается? — решилась я.

— Тебя это очень даже касается, — вздохнул он. — Ты ведь о Варваре?

Я кивнула.

— Если я могу чем-то помочь…

— Посмотрим, — сказал он. — Все может быть. Я разбираюсь с этим вопросом.

Сава ждал меня недалеко от особняка Шереметевых. Мок под зонтом и мерз под пронизывающим ветром с Невы, но ждал. Хотя я трижды сказала ему, что встречать меня не надо.

— Ну как? — сиплым голосом поинтересовался он.

— Дурак, — ответила я. — Сидел бы в тепле. И я бы сидела. Петр Андреевич машину предлагал, до общежития. А я отказалась. Так и знала, что ты где-то неподалеку.

— То есть, ужин прошел в теплой дружеской атмосфере?

— Ничего страшнее Разумовского со мной сегодня не приключилось.

— Хоть это радует, — вздохнул Сава. — Ладно, до метро добежишь или трюфеля с черной икрой не позволят?

— Не через Испод? — удивилась я.

— Александр Иванович запретил, — коротко ответил Сава. — На счет «три», кто быстрее. Три!

Закрыв зонт, он рванул по лужам, поднимая брызги и пугая редких прохожих. Я вздохнула и припустила следом. Не догоню, так хоть согреюсь.

Глава 43

Матвей подозревал, что в госпитале его держат исключительно по просьбе деда. С тем же успехом можно ничего не делать дома или в комнате общежития, а к врачу, для осмотра, являться в назначенное время. Сава и Яра развлекали «больного», как умели, но и только. Уж и сутки, отведенные матерью на принятие решения, минули. И ни слуху, ни духу!

На выписку дед явился лично. Велев Матвею ждать в палате, о чем-то долго беседовал с врачом. А после привез домой, проигнорировав язвительное замечание внука, что он предпочел бы вернуться в общежитие.

Чувствуя себя уязвленным, Матвей оставил попытки расспросить деда о том, что тот решил. Понятное дело, денег он матери не даст. Но это единственное, в чем Матвей был уверен.

— Матвеюшка, ты не дуйся, чай не ребенок, — беззлобно попросил дед, когда они остались одни.

— Это ты ведешь себя так, будто я ребенок, — возразил Матвей.

Раньше он не рискнул бы так дерзить. В прежние времена за такое и по губам получить можно было. Но ведь то — дело прошлое, у них с дедом сейчас иные отношения. Или это конец? Если Матвей выбрал другую сторону, то и дед может выбрать благополучие рода, принеся в жертву чужого бастарда. Да кого он обманывает⁈ Старший Шереметев всегда на стороне рода.

— Ну, прости. — Дед ничуть не рассердился. — Я, знаешь ли, не молод для таких потрясений. Смерть твою пережить было нелегко. И чудесное воскрешение на похоронах, тоже. И в тот же миг