Хроники Менталиста 3 - Ярослав Чичерин

— объявил он, небрежно проверяя часы. — Уверен, вы успели обменяться всеми необходимыми нежностями. Впрочем, скоро у вас будет достаточно времени для более… обстоятельных бесед.

В его голосе звучала фальшивая доброта, от которой внутри все сжималось. Не верилось, что этот человек так просто отпустит нас после того, как получит желаемое.

Я медленно отстранился от Кристи, стараясь запомнить каждую деталь этого момента — тепло ее тела, легкий аромат ее волос, теперь смешанный с запахом дорогих духов, выражение ее глаз, в которых решимость боролась со страхом.

— Я вернусь за тобой, — пообещал я, вкладывая в эти слова всю уверенность, какую только мог собрать. — Что бы ни случилось.

— Знаю, — ответила она с той непоколебимой верой, которую я всегда в ней ценил. Затем добавила тише: — Я буду ждать. Только… не рискуй напрасно.

Уходя, я обернулся в последний раз. Кристи стояла в своем изумрудном платье среди буйства экзотических цветов, как яркий маяк в море зелени. Ее спина была выпрямлена, подбородок гордо поднят — она не собиралась показывать слабость перед Корсаковым. Такая сильная даже сейчас, даже здесь. И глядя на нее, я знал, что сделаю все возможное и невозможное, чтобы вырвать ее из этой золотой клетки.

Даже если для этого придется сыграть по правилам Корсакова. И даже если потом мне придется сломать все эти правила.

Глава 20

Выбор без выбора

Кулак врезался в грушу с глухим ударом. Затем второй. Третий. Связка из четырех быстрых. Финальный, с разворота. Каждый удар отзывался болью в суставах, но эта боль была почти приятной — она отвлекала от мыслей, заполнявших голову.

Утренний тренировочный зал первого этажа был пуст, если не считать меня и потрёпанной груши, принимавшей на себя всю ярость, которую я не мог выплеснуть на настоящих врагов. Пот заливал глаза, футболка давно промокла насквозь, но я продолжал методично обрабатывать снаряд, словно это могло как-то изменить ситуацию.

«Проиграть в третьем раунде…»

Слова Корсакова звучали в голове с каждым ударом. Сама мысль о намеренном проигрыше вызывала отвращение, но выбора не было. Кристи в его руках, и это был единственный способ её вытащить.

«Если, конечно, он сдержит слово», — мрачно напомнил внутренний голос.

Я остановился, тяжело дыша, и прижался лбом к прохладной коже груши. Она слегка покачивалась, словно живое существо, дышащее в такт со мной. Кто я обманываю? Корсаков не собирается просто так отпускать Кристи. Такие, как он, не выполняют обещания, если это не приносит им выгоды. Его слово стоит не больше чем грязь под его идеально начищенными ботинками.

Да и Кристи права — в его игре явно есть какой-то подвох. Слишком просто, слишком прямолинейно. Поражение в третьем раунде? Ради чего? Унизить Никонова? Нанести удар по его репутации? Это не похоже на настоящую цель. Тут что-то ещё, чего я пока не вижу.

А что, если после боя Корсаков просто сдаст меня имперским агентам? За последнего представителя древнего рода имперцы отвалят столько, что даже такому богачу будет приятно. А может, у него вообще другие планы — планы, в которых я буду такой же пешкой, как и у Никонова? Только поводок сменится, а ошейник останется на месте.

Я с силой ударил по груше, вложив в этот удар всю накопившуюся злость. Цепь, на которой она висела, жалобно скрипнула.

Нужен план. Настоящий план, а не просто «сделаю, как велят, и надеюсь на лучшее». Такой подход в Ржавом Порту заканчивается только одним — в конце концов тебя находят в канаве с перерезанным горлом.

Я снова набросился на грушу, работая в полную силу. Левый боковой, правый прямой, уклон, апперкот. Каждое движение отточено многочасовыми тренировками с Григорием.

Мысли тем временем продолжали крутиться вокруг одного: мне нужна помощь. Кто-то, кто сможет подстраховать, если всё пойдёт наперекосяк. Кто-то, кто знает город не хуже меня. Кто-то, кто не побоится пойти против Корсакова, если понадобится.

И я знал только одного такого человека.

Шакал.

Тот самый Шакал, который помог нам бежать из столицы. Который инсценировал свою смерть на глазах у имперских агентов. Который вытащил Волкова из лап Никонова.

Проблема только в том, что я понятия не имел, где его искать. После нашей встречи на складе прошло три месяца, и я ни разу о нём не слышал. Он мог быть где угодно — в другом городе, другой стране, или вообще в двух метрах под землёй, если его план с Волковым провалился.

Ещё одна серия ударов. Удар, ещё удар, связка, блок. Тело двигалось на автопилоте, пока мозг пытался найти решение.

В голове внезапно всплыл образ маленького воришки. Мышонок. Тот самый пацан, что помог мне стащить амулет у соглядатая Никонова. Если кто и может найти человека в этом городе, так это уличные дети. Их глаза и уши повсюду, их информационная сеть не уступает имперской разведке, когда дело касается теневой стороны Ржавого Порта.

Я нанёс последнюю серию ударов, выдохнул и наконец отступил от груши. По телу разливалась приятная усталость, но в голове наконец-то прояснилось. План начал обретать форму.

Найти Мышонка. Поручить ему поиски Шакала. Договориться с Шакалом о подстраховке во время или после боя. И, если Корсаков решит нарушить договорённость, действовать по ситуации.

Не идеально, но лучше, чем ничего.

Я наскоро принял душ в раздевалке, переоделся в чистую одежду и вышел на улицу. Утро было промозглым, с неба сыпал мелкий, колючий снег. Такой, что забивается за воротник и тает там, стекая по спине неприятными ручейками. Идеальная погода для города, который, кажется, создан для человеческих страданий.

Я поднял воротник куртки, пряча шею от ледяных укусов ветра, и мысленно прикинул, где искать Мышонка. Несмотря на мою нынешнюю жизнь в чистых кварталах, инстинкты трущобного волчонка никуда не делись. В такую погоду уличная мелюзга ищет места, где можно согреться и перехватить что-нибудь съестное.

Знать, где искать уличных детей, — это особое искусство. Они не торчат на виду у всех, как обычные бродяги. Они знают укромные места, безопасные углы, где можно спрятаться от холода, полиции и других хищников.

В Ржавом Порту, как в любом умирающем городе, богатство и нищета существовали бок о бок. Острова роскоши среди моря бедности — именно на этих границах и промышляла уличная мелюзга. Дети из трущоб каждое утро тащились к черным входам дорогих заведений, куда выбрасывали недоеденные богачами деликатесы. Больше еды за один рейд, чем можно было насобирать