Долина Зерпентштайн - Саша Левашов

Первопроходцы заночевали в лесу под старой разлапистой елью, слушая рассказы Чкта и Лив о том, как прекрасно чувствовать Этот мир. И хотя все промокли под дождём, никто не замёрз.

– Знаете, а мы отличная команда, я вам скажу! – заметил Бернар. – Дойдём до Грюйтгау, возьмём там новое задание, да?

– Нет! – ужаснулась Нисса. – Благодарю, но мне этих приключений хватило надолго! Тем более что деньги на лечебницу я уже собрала. Теперь её нужно открыть.

– Да ну! – не унимался следопыт. – Неужели мы были такой плохой компанией?

– Вы-то компания отличная, – поёжилась алхимица. – Но этот холод, когда в тебя влезает демон… Не удивлюсь, если и на моей голове появится пара седых прядей.

Нисса уставилась на потрескивающий костёр. Языки пламени отражались в стёклах её очков, а в огромных глазах гномы читалась такая безысходность, что даже Бернару стало чуточку не по себе.

– Кстати о волосах. Как тебе вообще пришло в голову, что мне надо поцеловать Клотильду?

Патоморбистка молчала, а полуэльф не сдавался:

– Вы, колдуны, конечно, меня удивляете. Столько всего читали!

– Бернар, это была просто шутка.

– Но ведь сработало! Выходит, то действительно было проклятье.

– Очень рада, что твои кудри к тебе вернулись. Но я, пожалуй, пойду спать.

Бернар, улыбаясь, проводил алхимицу взглядом до палатки и привычным движением убрал со лба густую рыжую прядь.

Гансу повезло: кишки, как это часто бывает, расступились в стороны от лезвия и остались невредимы. Нисса, штопая его живот, переживала, что лихорадка усилится, что миазмы клозета проникнут в кровь, но все её опасения развеялись, стоило гноме увидеть оружие.

– Священный шверт Хютера, – благоговейно признала она. – Конечно, Солнцеликий несёт чистоту.

– Я же говорил, он полон первертивных феноменов, – прохрипел тогда мальтеорус.

– Это… не перверсия, – смутилась гнома. – Это диесциентический конундрум.

– Что и есть… первертивный феномен.

– Не соглашусь. Этот конундрум не соответствует четырём из пяти критериев…

– У него есть силы занудствовать! – радостно перебил её Бернар. – Нисса, прошу, оставь Ганса при своём мнении. Тогда ему придётся дожить до утра, чтобы продолжить спор! Наши дела здесь ещё не закончены.

И действительно, эрудит дожил до утра, да так хорошо поправился, что смог даже ехать верхом на Гюнтере. Нисса тоже чувствовала себя гораздо лучше. Как будто сам воздух, свежий и тёплый, придавал им сил.

Наступил месяц Нуи́, «ночной» в переводе с эльфийского, самый тёмный в году. Хютерово светило словно отпрянуло от земли подальше в небо, уступая свои обязанности звёздам. А те даже посреди дня горели яркими белыми созвездиями. Нуи считался месяцем загадок, колдовства и бесовщины – лучшее время, чтобы похоронить маленького чертёнка.

Чкт убедил всех, что необходимо найти хорошее место для погребения: подальше от родителей, поближе к самим горам, к той жизни, что бурлила здесь до строительства замка. А потому первопроходцы поднялись вдоль реки в поисках её истока – ведь именно река приютила его останки.

Известно всем: хоронить беса – дело непростое. Нужно было и демона убедить упокоиться и уйти в Тот мир, и богов уговорить его принять.

Место нашлось само. К нему вела узкая козлиная тропа, опасная и крутая, взбиравшаяся по склону Снакфьелль на головокружительную высоту. Здесь располагался небольшой утёс, на котором росла последняя ель на этом склоне, но ночью её повалило бурей – тощие скрюченные корни поднялись к небу, а макушка зависла над пропастью. С утёса открывался восхитительный вид на долину Зерпентштайн: на реку, что неподалёку ещё одним водопадом срывалась в озерцо и дальше бурной змеёй проползала по её дну; на чахлый ельник да серо-зелёные скалистые склоны; на руины проклятого замка и мост, по которому шёл тракт.

Тракт, ради которого они сюда пришли.

Бернар тут же заявил, что это Ёрдово место и что здесь пахнет как нужно: драконом. С чего он это взял, никто не понял, однако все так устали, что тут же с ним согласились и принялись устраивать привал, ломать сухие еловые ветви для костра да готовить погребение.

Ганс присел на поваленную ель, кряхтя от боли в животе, и пошутил, что если раньше здесь жил дракон, то наверняка он неоднократно пометил гору…

– Кто знает, – добавил он серьёзным лекторским тоном, – быть может, журчание воды будило в нём эти позывы.

– Знаешь, – обиженно заметил Бернар, таская крупные булыжники, – я твои увлечения не трогаю. Вон ты до сих пор не можешь Клотильду позабыть, всё дневник её листаешь. А мы ведь чуть не погибли из-за твоей наивности!

– Ты тоже сначала ей поверил почему-то, – заметил Чкт.

Бернара словно молния ударила – следопыт застыл в неудобной полусогнутой позе, держа тяжёлый камень и глядя глубоко внутрь себя.

– Да, ты прав, Чикт, – молвил он ошеломлённо. – Я вот только сейчас понял, как глупо себя вёл… Пытался спасти их семью – хотя кто они мне? Неужели я такой недалёкий?

– А что ты чувствовал? – задушевно пропищал бельчонок.

– Будто… ничего нет важнее в Этом мире, – задумчиво ответил Бернар, сжимая булыжник. – Нет ничего важнее их отношений. Будто если они помирятся, то всё станет хорошо, всё исправится и я стану счастливым. Но я-то тут при чём?

– Они тебе кого-то напомнили, да? – понимающе спросил Чкт-Пфчхи.

– Да, моих родителей. – Полуэльф кивнул, и оцепенение сошло с него. Бернар положил булыжник на каирн, продолжая: – Ясно. Я спасал не их брак, а моих родителей. Но они уже давно умерли.

– Ты говорил, они скрепили брак клятвой Иянсе, – добавила Нисса, прекратившая на время ломать хворост для костра.

– Да какая там клятва, – грустно усмехнулся сирота. – Они ушли из столицы в горы, нашли какое-то такое место, Ёрдово, и признались друг другу в любви. Иянса ведь ничего больше не просит. И… они действительно любили друг друга… а не вот это вот всё. И что я здесь общего нашёл? Чуть что – сразу чей-то брак спасать? Дурь какая! Надо что-то с этим делать…

– Очень похоже на маледиктус, – заметил Ганс. – Я бы изучил историю твоего рода как следует.

– Слушай, я-то, понятно, дурак, – усмехнулся Бернар. – Но ты же магус демонических дел! Как ты сразу не понял, что всё было ловушкой с самого начала?

– Я бы не говорил так уверенно. Диалектика синистра тем и загадочна, что мотивы сатиров до конца никогда не узнать. – При этих словах Ганса почти весь отряд раздражённо вздохнул. – Но в графине всё же возобладало синистральное начало. И да, это моя ошибка, я поплатился за неё дырой в животе. Но что ещё страшнее, нас