Долина Зерпентштайн - Саша Левашов

Шквал ветра чуть не унёс бельчонка прочь. Птицы бешено кричали, ельник у подножия горы волновался зелёным морем, с пиков гор летел снег, а со склонов – камни, булыжники и даже валуны. Водопад неподалёку бушевал, плевался белой пеной, а небо тотчас заволокло свинцовыми тучами. Казалось, вся долина ожила, зашевелилась, запротестовала. Музыка прервалась. Первопроходцы растерянно смотрели вокруг, опасаясь обвала.

– Чикт! – закричала Нисса, пригибаясь. – Что происходит?!

– Он не хочет! – отвечал угодник, запрыгивая на один из камней. – Мельнанэт его зовёт! Но что-то не так! Мы что-то сделали не так!

– Пр-р-родолжай цер-р-ремонию! – прокаркал Карл, взмывший над горным склоном.

– Да! Мельнанэт! Это ты прогоняешь зиму! Ты приносишь первое тепло! Ты оживляешь мёртвый мир своей радостью! Ты могущественнее всех богов, потому что ты любишь Этот мир с такой силой, что он оттаивает каждый раз! Так полюби и того, кого любить не за что! Прими демона! Только ты можешь!

Вдруг послышался детский плач – омерзительный, резкий, оглушительный. Но Чкт продолжал сквозь слёзы:

– Молю тебя, Хозяйка леса! Я не хочу его убивать! Забери его! Прими! Полюби беса! Полюби страшного!..

Что дальше кричал бельчонок – уже никто не слышал из-за детского воя, от которого все невольно заткнули уши. Но даже так от него всё равно становилось нестерпимо больно. Наконец, появился и сам Хаймунд: маленький бесёнок прилетел, хлопая кожистыми крыльями, быстро оглядел свои похороны узенькими глазками. На носу его красовался пятак, вместо ушей росли плавники, а гузно украшал длинный крысиный хвост. Орал он страшнее вепря.

Бесёнок опустился на свой каирн и сбросил с него несколько камней, залез внутрь да вынул молоток Оддбьорга, трогательно обмотанный красивой лентой. Под гневный визг младенца молоток полетел вниз со склона горы. За ним последовали и все серебряные ложки Клотильды. А когда ничего, что напоминало бы ему об убийцах-родителях, в могиле не осталось, бес вдруг умолк. Он осмотрел ошеломлённых первопроходцев, икнул, залез в каирн и застыл мертвецом.

Повисла тишина. Долина тут же успокоилась – ветер прекратился, а водопад вновь мирно зашумел. Даже тучи поторопились прочь. В воздухе разносился аромат земли, какой бывает после дождя. Бельчонок улыбался:

– Петрикором запахло, душой земли. Это Мельта! Она примет его. Но… Хаймунд не уйдёт в Тот мир. Он останется добрым духом оберегать долину.

– Это… хороший конец? – спросил Бернар.

– Это лучший конец, – ответил Чкт-Пфчхи.

С вашего позволения, дорогой читатель, мы не будем описывать в подробностях, как герои продолжили путь по забытому тракту. Пересёкши реку по мосту и свернув у замка, первопроходцы прошли по вересковым лугам и отыскали ущелье, уходившее в иную долину. Не встретив опасности, они спустились с гор уже по другую сторону хребта, казавшегося доселе неприступным. И всего через несколько дней добрались до конечной цели – города Грюйтгау, связав его с Магной новым коротким трактом.

Не станем также мы рассказывать, как герои распорядились добром, спасённым из замка, и наградой от Гильдии первопроходцев. Скажем лишь, что этого серебра хватило бы на год рихтовой жизни. Друзья шумно отметили успех в богатом кабаке – первый тост был, конечно, за Нидгара, товарища Лив, а второй – за нового мастера Гильдии первопроходцев, Бернара.

Дело вызволения Вмятины, которое и без того никому не казалось простым, увязло в бюрократической трясине. В Гильдии первопроходцев просителей приняла почтенная обермейстерица Астрид, внимательно выслушала и заверила, что приложит все мыслимые усилия к тому, чтобы их друг не остался вечно лежать под завалом. Однако, чтобы правильно оформить финансирование экспедиции, требуется подготовить целый ряд бумаг, справок и требований. Не говоря уже о том, что найти желающих спускаться в пещеру, кишащую вейдхеллями, будет ой как непросто. Пришлось героям смириться с тем, что спасение друга затянется на неопределённый срок.

После они тепло попрощались и занялись тратой своих богатств порознь. Каждого ждали личные дела и заботы.

Ганс отнёс некрологи семейства Бергхофов в архив Грюйтгау, а затем сел работать над подробным отчётом об экспедиции. Он рассказал историю Клотильды, Оддбьорга и их сына, нарисовал карту долины и описал алтарь работы Скюльптюра. Отчёт эрудит отдал писцу, дабы тот скопировал его трижды. Одну из копий книжник отправил в Магну с гонцом по вновь открытому тракту, другую оставил в архиве Грюйтгау, а третью самолично повёз в столицу, в легендарный Акерецкий схолум.

Там мальтеорус занялся изысканиями на тему фамилии Витцев и Ордена Офиодона Длинного. Ганс провёл в архиве почти три седмицы, но так ничего и не нашёл. Витцы встречались в летописях пару раз, но Нитигис был последним из упомянутых, а Мельхиора библиотека Акерплатца и вовсе не знала. Да и в гербарии их не нашлось. Конечно, нонсенсом такое не назвать: многие, очень многие людские династии, увы, канули в небытие, когда орки истребили их, а после сожгли архивы.

Об Ордене Офиодона Длинного Ганс не нашёл вообще ничего. Либо он был очень мал, либо секретен, либо Мельхиор его выдумал. Последнее казалось всё более вероятным. И был ли Мельхиор Витцем – или же так назвался ради того, чтобы обдурить Клотильду? И был ли Мельхиор Мельхиором? И был ли вообще Мельхиор?..

Вот так целый месяц поисков не дал ни единой зацепки. Это любого введёт в отчаяние – скучнейший тупик, фиаско беневербиста. Невзрачная трагедия в пыльных лабиринтах книжных шкафов.

– Ну и дур-р-рак же ты, Ганс! – услышал вдруг книжник с другого яруса архива. То был конец Нуи, а потому эрудит никогда не мог по свету из узких окон определить время дня. Но сейчас он почему-то осознал, что давно было за полночь. Возможно, магус даже уснул на мягком пергаменте древнего талмуда, на очередном рогатом зайце или похотливом монахе.

Карл – а то был, разумеется, он – указывал Гансу на свиток, на который сам эрудит и не подумал бы взглянуть. То был матрикуляр Рорского монастыря, перечень схоларисов за последние два года. Он лежал среди сотен других, присланных из монастырей и схолумов со всего, наверное, Среднеполья. Взгляд Ганса тут же упал на заветные слова: «Фантина – Ордо Офиодонус Элонгатус». Здесь мы и оставим эрудита – склонившимся за письменным столом в предвкушении новых конундрумов. За окном сияют звёзды Истэбенэль, указывая путь во тьме, а над древними фолиантами чадит свеча Пертиссимуса, записывающего дела смертных. А из углов, из щелей, из укромных нор пристально следит за происходящим