Театр стекла и теней - Энн Корлетт

– Какая проблема?

Все это было слишком сложно.

– Один артист заболел, – ответил Итан. – Опухоль позвоночника. Это случилось внезапно, и он не тянул больше пары часов в день. Его сюжет был завязан на историю Лунарии, и он тоже стал очень популярен. Дейнс не успевал выпутать эту нить из Шоу, поэтому он нарушил правила и заменил актера.

– На его двойника, – сказала Джульетта.

Итан покачал головой:

– Мужчин среди двойников очень мало. За единичными исключениями, большинство популярных персонажей играют женщины. – Его лицо потемнело. – И это не вполне дело случая. Спонсоры сильнее, чем готов признать любой Режиссер, влияют на то, какие сюжетные линии выходят на первый план, а вкусы их консервативны – хотя бы в некоторых смыслах. Нет, не ночной двойник. Замена.

– Я не знала, что артистов заменяют.

– Потому что это неслыханно, – сказал Итан. – Но Стивен Грейс был в этом смысле на одной волне с Режиссером – оба считали, что правила пишутся для простых смертных.

– Мой отец? – уставилась на него Джульетта.

Итан кивнул:

– Он вырос в семье рабочих сцены на Окраинах, и от него ожидали, что он проведет всю жизнь в тени, обеспечивая работу Шоу. Но он втерся в доверие к юной артистке, а она убедила Дейнса ввести Стивена в Шоу. Они с самого детства много времени проводили вместе. Она научила его танцевать, и оказалось, что у него природный дар и тысячеваттная харизма. Когда все раскрылось, случился скандал. Но любимица Режиссера Лунария получала то, что хотела. Дейнс протолкнул на Совете решение дать Стивену исполнительские привилегии и обязанности. Говорят, Лунария так сияла от любви и счастья, что зрители буквально дрались за один взгляд на нее.

– И что случилось? – Джульетта слишком долго верила, что ее мать – Лунария, и в голове не укладывалось, что это чей-то чужой лучезарный, осиянный любовью образ. – Что пошло не так?

– Она забеременела, – ответил Итан. – Тяжелая беременность, и ее ночной двойник забирала все больше и больше ее смен. Совет, надо думать, с Дейнса уже глаз не спускал. Мало того что рабочий сцены получил статус артиста, вдобавок еще и с ног на голову перевернулись отношения между принципалом и двойником, как будто Дейнса хлебом не корми, только дай нарушить правила. Впрочем, у него, пожалуй, особо не было выбора, и он просто ждал, что Катерина вернется к роли после родов. Но этого не случилось.

Катерина. У настоящей Лунарии появилось имя.

– Почему? – спросила Джульетта.

– Ей становилось все хуже и хуже, – ответил Итан. – Она говорила, что не может танцевать, не может выйти к зрителям. Она часами плакала в темноте, толком и не смотрела на новорожденную дочь и хотела, чтобы Стивен не отходил от нее ни на секунду.

Джульетта уже понимала, как сложится эта история. Она видела такое и раньше, дрейфуя в кильватере Стивена.

– Он же ее бросил, да?

Итан кивнул:

– Выяснилось, что не очень-то он ее любил. Она была просто ступенькой оттуда, где он быть не хотел, к чему-то иному. Предки рабочих сцены – кочевое племя, и Дейнс говорил мне, что, видимо, тяга к дороге была у Стивена в крови. Он вечно искал чего-то нового, чего-то другого, опять и опять. И очень скоро он переключился на двойника Лунарии. Твою мать это, разумеется, должно было прикончить. Мало того что она перешла все мыслимые границы, – она еще и увела Стивена у любимицы Режиссера, которую это предательство чуть не доконало. Ирония в том, что распад Катерины сохранил жизнь твоей матери. Из двух Лунарий выступать могла лишь одна. И она танцевала, даже когда забеременела.

– И никто не заметил?

У Джульетты перехватило горло. Ее носили по этому театру – она лежала, свернувшись калачиком, у матери под сердцем, а Мадлен танцевала, блистала и верила, что ей не о чем больше мечтать.

Итан чуть дернул плечом:

– Немного подшить костюм, слегка подправить петлю, чтобы зрители стояли подальше, – это все и раньше делали сто раз. Разница была в том, что на последних неделях, когда на место актрисы обычно заступала дублерша, выманивать на локацию приходилось настоящую Лунарию.

– И она опять вступила в права?

– Она пыталась, – сказал Итан. – Я не уверен, но, по-моему, Дейнс внушил ей, что Стивен может к ней вернуться, если увидит ее прежней – прекрасной, сияющей Лунарией. – Он покачал головой. – Но она больше не сияла. От нее осталась только тень. Зато Мадлен родила ребенка и спустя несколько дней уже танцевала, вновь прекрасная и безупречная.

Две Лунарии. Два младенца.

Если бы Джульетта вообразила такое до приезда в Округ, она бы только и думала – какое чудо, что у нее есть сестра. Она бы грезила об их встрече: поначалу обеим неловко, они заговаривают одновременно, однако обе не знают, что сказать. Но, справившись с неловкостью, они замечают, что у них одинаковые жесты, одна манера речи. Они бы проболтали до поздней ночи, и, когда Джульетте настало бы время уходить, сестра протянула бы руку и сказала: Не уходи. Никогда больше не уходи.

Вместо этого зависть пронзила Джульетту – несправедливость острым и зазубренным лезвием разодрала ее напополам. Они одинаковые, просто по случайности родились от разных матерей. Но сестра получила все, чего Джульетту лишили.

– Она настоящая Девушка в Серебряных Туфлях, – глухо произнесла Джульетта. – Моя сестра.

– Да, – ответил Итан. – Мне ужасно жаль.

Вот почему ей разрешали приходить в театр только на выступления. Иначе она увидела бы рыжую девушку, исполняющую ее роль. В памяти проигрывались обрывки диалогов – то, что последователи говорили о недавних переменах, о новой участнице состава. Сколько раз осколки правды проплывали мимо, потому что не вписывались в картинку, которую Джульетта якобы видела?

И снова ее осенило.

Оливия.

Отношения с воображаемым другим «я» были раздерганные, конфликтные, но сейчас Джульетта испытывала боль потери и иррациональное ощущение, будто ее предали.

– Что случилось с моей матерью? – Она понимала, что ответ ее ранит, но ей надо было знать.

– Некоторое время все худо-бедно так и продолжалось и могло идти бесконечно, – возможно, со временем люди стали бы забывать, что Мадлен, сияющая, как лунный свет, – на самом деле не настоящая Лунария. Но ненависть и ревность Катерины росли и росли. А потом вмешался еще кое-кто. Тоже артист. Он увидел Стивена с Мадлен и донес Катерине. Он был совсем юный и считал, что влюблен в нее. Я думаю, тогда