Эхо 13 Род Которого Нет. Том 1 - Арий Родович

— Да, Ольга, — спокойно подтвердил Яков. — Но сейчас наш господин вот-вот потеряет сознание, и мы отнесём его в покои. После этого я всё вам расскажу подробно.

— Два раза за день… — проворчал я. — Может, я всё-таки сам дойду до кровати?

— Не беспокойтесь, — с лёгкой тенью улыбки ответил он. — В поместье уже все привыкли, что вас носят на руках в покои.

Я фыркнул, но сделал шаг к нему. Краем глаза уловил, как лицо Ольги еще не отошло от слов «маг» и «Академия» — и понял, что она всё ещё не до конца верит в то, что с ней произошло.

Мир начал темнеть, и я успел подумать только одно: этот хитрый Яков всё рассчитал до мелочей… и, возможно, знает, чем закончится весь этот мир.

Глава 20

Сон растворился тихо, оставив в теле редкое для последних дней чувство полноценного отдыха. Мышцы отзывались лёгкой приятной тяжестью, дыхание было ровным, а в голове — удивительная ясность. Я потянулся, наслаждаясь каждым движением, и перевернулся на спину. В ту же секунду на грудь легла женская ладонь — тёплая, нежная, с мягким, почти шелковым касанием. От неожиданности я задержал дыхание.

Открыв глаза, я увидел рядом белую подушку, по которой рассыпались пряди тёмно-сапфировых волос. Утренний свет играл в них холодным блеском мокрого шёлка. Ольга. Она спала на боку, лицом ко мне, слегка поджав ноги. На ней была тонкая светлая ночнушка, скрывавшая всё, что могла скрыть и выделявшая все, что нужно выделить, и это немного успокоило, то что она одета. Но вопрос всё равно остался: почему она здесь, в моей постели, и кто вообще решил, что это хорошая идея?

В памяти мелькнуло, как недавно моя ладонь была на этом же месте, где сейчас покоится ее рука, но в тот раз она была на её коже, и как наши Эхо переплелись. Тогда это было напряжённо, почти болезненно. Сейчас — только тихое спокойствие. Я осторожно сдвинул её руку, поднялся, стараясь не задеть одеяло, и поставил ноги на прохладный пол. Взгляд скользнул по комнате, и в груди откликнулось узнавание. Светильник на тумбочке. Рядом — родовой клинок, лежащий там, где и должен лежать, как часть обстановки, с которой я уже свыкся. Мой шкаф. Мои сапоги в углу. Я дома.

Выходит, это не я оказался в её комнате, а она — в моей. Тихо выдохнув, я подошёл к шкафу, достал свежую рубашку, брюки, сапоги, ремень и пояс с ножнами. Собрал всё в охапку, приглушая каждый звук, и направился к двери. В коридоре будет проще одеться, не разбудив её. На пороге я ещё раз оглянулся. Она спала всё так же спокойно. Я прикрыл дверь и вышел в тишину дома.

В коридоре стояла утренняя тишина, которую не хотелось нарушать. Я аккуратно прислонил охапку одежды к стене и начал одеваться прямо там — рубашка, брюки, ремень, пояс с ножнами. Сапоги натянул уже на ходу, чтобы не задерживаться. Мысль крутилась одна: ну всё, теперь весь дом знает, что в моей комнате ночевала девушка. И как бы случайно она там ни оказалась, уверен — в этой истории есть отпечатки Якова. Он мастерски запускает слухи так, что их уже не остановишь.

От моей комнаты до кухни второго этажа было всего несколько шагов. Именно здесь я привык пить утренний кофе или чай, устроившись за маленьким столом у окна. Для больших приёмов пищи меня всегда тянуло вниз, в зал, но для быстрых перекусов эта кухня была идеальной. Всё-таки отец был прав, когда перенёс её сюда — уют, тепло и всё под рукой. Эти мысли были однородны со мной, значит синхронизация полностью завершилась. Как минимум поведенческие привычки точно.

Я толкнул дверь, и в нос тут же ударил аромат свежесваренного кофе, вперемешку с чем-то тёплым и масляным. На плите побулькивала небольшая кастрюля, а у неё, с поджатыми губами и закатанными рукавами, стояла тётя Марина. Услышав шаги, она обернулась, и в её взгляде мелькнуло лёгкое довольство, будто она ожидала меня именно сейчас.

— Доброе утро, молодой господин, — сказала она, снимая с полки кружку. — Даже при потере памяти вы всё равно приходите сюда пить кофе. Как и раньше. Значит, память всё-таки возвращается?

Я подошёл ближе, наблюдая, как она наливает в кружку густую, тёмную, обжигающе пахнущую жидкость.

— Понемногу, — ответил я, принимая кофе. — Привычки остаются привычками. Мне здесь намного комфортнее. Есть какой-то… уют, что ли.

— Это потому, что здесь вы одни, — мягко сказала Марина, возвращаясь к плите. — Внизу за столом вы — господин. А здесь — вы просто вы.

Я сделал глоток, ощущая, как горькое тепло растекается по груди. Мысли сами вернулись к вчерашнему вечеру — к ритуалу, к руке Ольги на моей груди, к тихому биению её сердца под моими пальцами. Там, в глубине, Эхо ещё хранило память этого соединения: тонкие струны, которые оживали от прикосновения.

— Вы сегодня как-то… спокойнее, — заметила Марина, мельком взглянув на меня. — Отдохнули?

— Впервые за долгое время, — признался я. — И, похоже, это было нужно.

Она кивнула и, не спрашивая лишнего, поставила рядом с моей кружкой небольшую тарелку с ломтиками свежего хлеба и кусочком сыра. Я опёрся локтем о стол, глядя в окно. Серый утренний свет ложился на подоконник ровной полосой, за стеклом медленно таял туман, а в саду едва заметно шевелились кроны. Дом дышал ровно, почти лениво, и в этом утреннем спокойствии было что-то притягательное. Но мысли всё равно возвращались к вчерашнему. Яков был прав — слишком глубоко лезть в Эхо опасно. Оно может дать силу, но может и убить. Пока мне везло: всё шло так, как надо, и я оставался жив. Но каждый раз терять сознание — это не та привычка, которой стоит гордиться. Каждая потеря сознания — это время, когда я беспомощен, и если рядом окажется враг, второго шанса не будет.

Я мысленно вернулся к моменту ритуала. Когда мои струны касались её — слабых, почти обломанных, но всё же живых. Они сначала дрожали от моего прикосновения, а потом начали оживать, вплетаться