Эхо 13 Род Которого Нет. Том 1 - Арий Родович

Северное Королевство жило по другим правилам — точнее, по воле одного человека. Старшего- Короля, который прожил почти две тысячи лет, но вёл себя так, будто ему всё ещё двадцать. Он снова полез к Разлому. Снова. И снова потерял сознание, зайдя слишком глубоко. Его едва вытащили обратно — пришлось подключать сильнейших магов, которые вообще способны проникнуть в зону, где он рухнул. Таких в Северном Королевстве немного, и каждый из них — на вес золота.

Император читал эти отчёты с неизменным выражением лица, но внутри знал, что это безрассудство рано или поздно закончится плохо. Северяне вытаскивали своего лидера буквально на верёвках, рискуя при этом сами. Он не понимал — или не хотел понимать — что Разломы не прощают даже сильнейших.

Император делал вид, что это его не касается, но прекрасно понимал: если однажды они не успеют, Север окажется в руках того, кто решит играть в политику совсем другими методами. И тогда баланс на границе изменится за одну ночь.

Чёрный рынок. Доклад управления: цепочки поставок, новые мастерские за чертой, свежая партия нелегальных имплантов, ушедшая через два порта, которые, как всегда, «не причём».

Он не любил этот пласт работы. Не потому, что грязь — грязь была везде, где текут деньги и кровь. А потому, что без этой грязи многого бы не стало. Слишком много судеб на нём держалось — и не только тех, кто носит перстни с гербами.

Двадцать процентов гвардии — люди из простых. Бывшие портные, учителя, повара, дети караванщиков. Никто из них не вступил бы в строй на равных с дворянами, не будь у них возможности усилить тело. Легально — цены ломают позвоночник, ещё до операции. Нелегально — риск, но шанс. Он видел их досье — глаза, в которых горит благодарность тем, кто дал возможность. Чёрный рынок дал, да. Но кто позволил ему жить?

Он позволил. Дозированно. Столько, чтобы хватало тем, кто достоин, и не хватало на бунт. Если опустить цены, аристократия завоет, заявляя, что «их кровь обесценили». Если задрать — гвардия просядет. Везде нужны весы. Он взял карандаш и черкнул ремарку: «Порог цены — оставить. Квоту на столицу — снизить. Допустить провинциальные партии с выборочной проверкой».

Чуть в стороне лежала записка из Совета Церкви: очередной запрет на «небогоугодные» усовершенствования плоти. С печатями, подписью архонта, ссылкой на старые постановления. Он перелистал, не спеша. Каждое второе слово — «грех», каждое третье — «скверна». В конце — привычная просьба «обратиться к свету». Он положил лист обратно.

Церковь была здесь всегда — слишком давно, чтобы её можно было вытеснить за один королевский указ. Он бы, может быть, и рад. Как на Севере — два посольства, остальным — за ворота. Не будет. Здесь они пустили корни в фонды, в училища, в семьи. Они бы пережили даже его, если бы он позволил. Но он не позволял.

Иногда церковь делала за него то, что не должна делать армия. Выжигала гниль там, где официальная рука оставила бы слишком заметный след. Он не любил это признавать вслух. Но порядок держится не только на светлых словах.

Дверь тихо качнулась.

— Ваше Величество, — склонился дежурный, — утренний брифинг.

— Войдите.

Трое. Канцлер — бледный, аккуратный до смешного; начальник охраны — квадратный, словно из камня; глава Тайной Палаты — взгляд серый, как сырое железо.

— Южные пошлины, — начал канцлер, — готовы к корректировке. Я бы предложил…

Император услышал, как звучит «я бы предложил», и улыбнулся едва заметно. Все «я бы предложил» мира давно уложены у него в голове по полкам.

— Не стоит трогать пошлины, — сказал он и слегка постучал пальцем по столу. — Сдвиньте расписания караванов, увеличьте контрольный интервал на переправе. Дайте им подумать, что получают скидку, пока платят столько же.

Канцлер кивнул с видимым облегчением. Любил решения, в которых много слов и мало крови.

— По чёрному рынку, — осторожно вступил глава Тайной Палаты, — мы идентифицировали новую линию поставок имплантов через западные территории. На линии — двое баронов и один купеческий дом. Разрешите…

— Разрешаю наблюдение, — оборвал Император. — Вмешиваться — только если пойдут в столичные учебки с партиями. Провинции — не трогать, пока не сорвут план набора в гвардию.

Тот кивнул, запоминая формулировки.

— Охрана дворца, — начал начальник охраны, — просит утвердить обновление боевого протокола на случай всплеска Эхо в пределах внешней стены…

— Утверждено, — произнёс Император. — Но караулы во внутреннем дворе — без артефактных клинков. Пусть помнят, что дворец — не поле боя. Здесь достаточно пары сильных, которые умеют думать.

Он отпустил их быстро. Такие разговоры не должны затягиваться. Политика — это не только длинные столы и речи. Это правильные, короткие решения в нужные минуты.

Кабинет снова наполнился тишиной. Он подошёл к окну; глубоко внизу свет просыпавшегося города ложился на камень мягким молоком. С крыши летела стайка белых птиц — кто-то снова кормил их у чёрного входа. Хорошая привычка, если не забываешь, что птицы все равно улетят. Люди — нет.

Он коснулся пальцами холодного стекла и вдруг — не впервые — ощутил знакомую пустоту в груди. Не тоску, не щемящую боль, а именно пустоту — как от отсутствующей двери. Там, где когда‑то была опора, осталась гладкая стена.

Иногда в такие минуты возвращались короткие фразы. Не свои. Сказанные в другое утро, в другой комнате, другим голосом.

Забудь их. Вычеркни. Не поднимай.

Тогда он не понял, зачем. Не понимал и теперь. Он просто сделал, как было сказано. Во имя порядка. Во имя будущего. Иногда власть — это умение выполнять чужую просьбу так, как будто это твоя воля.

Он отвёл взгляд от окна, прошёл к полке, где стояла старая карта Империи — ещё до перемен. На краю — пожелтевший от времени лист с незаполненной ячейкой. На месте, где должен был быть герб. Он не любил смотреть на этот край. Но и снимать его со стены не велел. Пустые места учат вниманию лучше, чем полные.

V

Вторую половину утреннего часа он провёл над меньшими бумагами. Но именно они чаще ломают зубы тем, кто привык разрубать узлы