Лихо. Игла из серебра - Яна Лехчина

На удивление, Лале достал из ладанки не кусочек душистой смолы, а иглу. По виду – серебряную.

– И я никогда не выбирал эту вещь. Нимхе выбрала её за меня. – Кивнул Ольжане: – Возьмите.

Ольжана послушно подставила ладонь. Лале положил на неё иглу, и Ольжана, почти не дыша, смотрела на неё, как на диковинного жука.

Игла была явно длиннее и тяжелее обычной. Любопытно, действительно ли её отлили из серебра, или показалось?..

– Я был на пороге смерти, – рассказывал Лале. – А такое не проходит бесследно. Я был раздроблен настолько, что лишился части души ещё до того, как узнал о дахмарзу. Если говорить просто, Нимхе так жаждала сохранить мне жизнь, что свила нить из моей же души и связала ей разорванные части. И спрятала сюда.

Указал на иглу.

Ольжана насупилась.

– То есть…

– То есть я ничего не придумывал, – объяснил Лале. – Я долгие годы носил на себе вещь, в которой уже была заключена часть моей души. Потом, когда пришла нужда, я отрезал от души ещё один кусок, но уже с колдовским умением, и спрятал его туда же. Понимаете? – Он понизил голос. – Отрезал. Спрятал. Освободил. Отрезал, и так по новой. Но в игле всегда оставался тот лоскуток, который поместила ещё Нимхе.

Ольжана подняла глаза.

– И это значит…

Но Лале опять не дал ей договорить. Мягко перебил:

– И это значит, что часть моей души – всегда в этой игле. Если её сломать, я умру, как умер Аршад-Ариба.

Ольжана ошарашенно уставилась на свою ладонь.

Лале больше ничего не говорил, но Ольжана даже виском ощущала его внимательный взгляд.

Чего он ждал? Что она тут же попытается уничтожить его иглу? Но Тайные Люди, у Ольжаны ведь есть разум: даже если бы она захотела, Лале бы легко ей помешал. Да и возможно ли вообще сломать иглу пальцами?..

Мгновения тянулись, как тысячелетия. Ольжана заворожённо смотрела на руку, и ей казалось, что тяжёлая игла излучала тепло, похожее на человеческое.

– Не думаю, что она очень крепкая, – поделился Лале.

Ольжана с трудом отвела глаза и встретилась с ним взглядами: Лале смотрел спокойно, но выжидающе. Да, поняла Ольжана. Он действительно её проверял.

– Зачем же вы тогда мне её дали? – буркнула Ольжана. – Заберите сейчас же! Я просила правды, а не самой вещи. Не хватало ещё, чтобы с ней что-то случилось.

Она сразу представила, как игла могла бы скатиться и забиться бы в щели пола и как разъярившийся Лале стал бы её искать…

– Не нужно мне такого добра, – настаивала Ольжана. – Заберите.

Её ладонь вспотела, но Лале ловко подхватил иглу пальцами. Убрал в ладанку и учтиво сказал:

– Спасибо.

Ольжана вытерла руку о юбку. О Длани, подумала она. Похоже, Лале наконец-то был искренен, но сейчас снова заставит её поклясться, и тогда всё пропало – всё то невозможное далёкое будущее, где Ольжана могла бы использовать знание о серебряной игле.

– Вам спасибо. – Она не хотела, чтобы повисло молчание. – Не ожидала, что вы скажете правду.

Лале криво улыбнулся.

– Иногда могу.

– …Хотя вы всё равно остаётесь для меня загадкой. – Ольжана развернулась к нему. – Знаете, чего я ещё никак не могу понять?

Лале повёл подбородком: чего, мол?

Ольжана набрала полную грудь воздуха.

(Потом ей наверняка будет за это стыдно, но сейчас казалось: жизненно необходимо нести всякий вздор.)

– В какой день нашего путешествия вы решили, что это здравая мысль: перестать бриться и променять очаровательную пиратскую щетину на такую разбойничью бороду. – Ольжана сложила руки на животе и дурашливо скривилась. – Не скажу за всех женщин на свете, но иногда мне кажется, ваша нынешняя борода отбивает желание с вами миловаться похлеще, чем башильерское облачение или… – Указала на стол с тенями-чудовищами. – Или даже это.

Успокоилась. Заговорила нарочито серьёзно:

– Ну это так. – Скучающе махнула. – Просто к слову. Для какой-нибудь будущей зазнобы.

Лале изучающе на неё смотрел – и молчал.

Дура, сказала себе Ольжана. Зря она всё это затеяла, а особенно бестолковый птичий щебет… Сколько раз убеждалась: никакая мнимая увлечённость Лале не играет ей на руку.

Наконец Лале усмехнулся.

– Что ж… – Он похлопал себя по щеке. – Я учту.

Но он по-прежнему не отводил от неё глаз, и Ольжана не выдержала сама – принялась разглядывать ногти.

– Знаете, – Лале поднялся, – я заранее счастлив за вашего будущего мужа. Надеюсь, ему хватит ума вас оценить.

Ох, да что ты несёшь, подумала Ольжана сокрушённо. И спросила себя: неужели Лале и вправду не понимал?..

Она могла бы ответить: не стоит за него радоваться, потому что едва ли на свете существует такой человек. И едва ли Ольжана когда-нибудь оправится от всего, что с ней произошло за последние месяцы – или только произойдёт, если она кому-нибудь расскажет о серебряной игле.

Ей ведь не пятнадцать лет, и она себя знала. Когда она раньше влюблялась в разных развесёлых деревенских парней, то понимала, что будет влюбляться ещё, но теперь… Теперь она была уверена, что даже если переживёт всё это, то до конца дней будет лелеять воспоминания о человеке, которого для неё уже не существовало.

– И я надеюсь, ваш муж не будет обманщиком и убийцей. – Лале рассёк пальцем воздух. Колдовские огни потускнели. – Ложитесь отдыхать, Ольжана. Мне хватит и этого света.

Он вернулся к столу и потарабанил пальцами по столешнице.

Полуобернулся. Указал на первое чудовище.

– Только и за дружинников замуж не идите, хорошо? Они ведь тоже убийцы. – Это должно было быть шуткой, но Лале увидел её невесёлое лицо. – Ладно, простите. Идите за кого пожелаете, я-то что…

Он опустился на стул. Лиловый круговорот чар снова понёсся, заискрил…

Над крышей – новый раскат грома.

Ольжана с ногами забралась на койку и, прижимаясь виском к подушке, осознала, что не испытывала ни толики торжества.

И она лежала и смотрела, как на противоположной стене тень Лале то и дело перекрывали рябящие чародейские всполохи, пока не провалилась в сон.

5

Хищник и жертва

Порой это было похоже на предрассветную дрёму, но очень давнюю, будто из детства. Когда лежишь, распростёртый, на лавке в отцовском доме, и мир вокруг расплывчат и зыбок, точно дымка над озером. Щёку отлежал, поэтому, если приподнять веки, одним глазом плохо видно – или не видно совсем, как сейчас. В полусне конечности кажутся длинными-длинными, как у взрослых, а