За Бессмертного замолвите слово - Акулина Окаянная

На подоконник в своей комнате установила да кистями красной рябины в защиту украсила. И так ей это силы придало, обряд верный: быть Герману с ней уже неотвратимо. Проснулось в ней упорство, характеру её присущее. Как дружбы с Марой добивалась, так и любви Германа возжелала.

Решила она, что раз иноземец он и сам к ней свататься не пойдет, явиться к нему, а там пропади оно всё пропадом, если не сложится. Нарядилась в сарафан красный, на лоб очелье, самой Марой подаренное, на грудь подвеску и отправилась дом Германа разыскивать. И вот уже в двери стучится. Отворил ей Герман в виде домашнем, в штанах да рубахе с распахнутой грудью на манер местный.

— Ждана? — удивился он.

Так тепло на сердце стало, что имя её он всё-таки запомнил и как прорвало её:

— Не мила жизнь без тебя, Герман! День и ночь только о тебе думаю. Как увижу тебя душа радуется. Давай жить вместе, всё что угодно для тебя сделаю, — не жива ни мертва, всё так с порога и выпалила.

— Добро, — согласился Герман и в дом запустил.

А сам кафтан накинул, где живёт Емельян спросил, и ждать велел. Сначала Ждана напряженно сидела, дышать боялась. Затем чуть расслабилась, огляделась. А дом не по местным обычаям строен. Первый этаж каменный, комнаты все большие, очаги открытые в них, но по-своему уютный, только тёмный немного. Оконца все маленькие и ни одно на улицу не выходит. Тут Герман воротился. Уж неизвестно Ждане, о чём он там с роднёй ее сговорился, но вещи принёс, даже рябину с гнездом не позабыл.

Стали они с того дня вместе жить. Определил он ей комнату просторную, на втором этаже, рядом с собой. Хозяйкой дома сделал. Ждана и не нарадуется, как на крыльях летает. Потекли счастливые дни своим чередом. Она хозяйство ведет, за порядком следит, вещи чистит да Германом любуется. Откормить только вот никак не получалось. Наготовит бывало, стол от еды ломится, а мужчина по кусочку от всего попробует и сыт, говорит. Понятно отчего худ. Где же видано, чтобы мужчина так скудно питался. И ещё больше готовит. А он, хитрый лис, говорит:

— Слушай, Жданочка, готовишь ты больно хорошо, да я едок никакой. Разрешишь соратников своих на ужин приводить?

Да разве могла она ему в какой просьбе отказать?

Не заблуждайтесь, если решите, что Ждана после согласия Германа разговорчивой стала. В его присутствии в её голове каша редкая делалась да мысли так и путались от волнения. Между тем, всё меньше у Германа тайн от неё становилось. Рассказал ей, что не только купцом иноземным является, но и главарём ушкуйников, что на лодках по рекам татарские города грабили. И даже молчать об этом просить не пришлось. Знал, что она и под пытками не выдаст.

Два лета так прошло. Печалило Ждану лишь одно — свадебку они так и не сыграли. Как женщина, не интересовала она его, видимо. Ручки целовал, щёчки гладил и всё на этом. А в одну ночь, показалось, крик её женский разбудил. Кинулась она, как была в сорочке, в комнату Германа, а он её на пороге встречает, весь в крови перемазанный. Взволновалась она, с перепугу почудилось, что глаза Германа в темноте красным отсвечивают, а он её успокаивает:

— Всё хорошо, Ждана. Побриться решил, да свеча погасла. Я порезался.

Знала она, что не топит он свою комнату. Холод любит. Как ещё одна причина, по которой в разных комнатах обитаются.

— Охо-хо! Кровищи-то натекло. Почём погляди вся из твоего тощего тела вытечет, — всплеснула руками Ждана.

Рассмеялся Герман:

— Да невелик порез.

— Идём ко мне. Умою, да переоденешься. Я как раз тебе новую рубаху пошила.

Первый раз он у неё в кровати спал, а она в отблесках от камина им любовалась. Пореза никакого и не обнаружилось.

«Цел и то хорошо» — ласково так думает.

Вскоре он по делам ушкуйнинским отправился. Она, как обычно, комнаты прибирала. В кровати Германа длинный черный волос нашла, да очелье женское. Опечалилась очень. Отродясь Ждана русой была. Да за время, что Германа нет, она бы оправдание ему придумала. А тут возьми и заявись к ней жена Деяна, что на сносях была, и давай вызнавать, как да чего ей с Германом живется. А Ждана возьми и разрыдайся. Всё золовке и рассказала, что не видать ей детишек, видимо. А золовка нахмурилась и говорит:

— Никак он девиц водит. Не муж он тебе! В челядь тебя превратил. Обслуживать его велико-то дело. Ты как он воротится поставь вопрос ребром, пусть женится!

Согласилась Ждана со всем, а сама о другом думает. Страшно ей до жути впервые в жизни стало. А вдруг откажет, что тогда делать то? Как жить? А золовка, как мысли читает:

— А не согласится, братьям пожалуемся. Они его уму разуму научат.

«А если прибьют» — с ужасом подумала Ждана.

Покивала и выставила золовку за двери. Одного ей только и хочется — желанной Герману быть. В окно смотрит, как снежок валится. Одиноко ей стало, а на душе словно кошки скребут. И тут как осенило! На улице месяц айлет, значит, Мары дома нет. Запрягла она сани и к родителям в гости отправилась, про подарки не позабыв. Порадовались родичи, приветили. А как уснули, Ждана к дубу да через расщелину.

А с другой стороны снега и нет, летняя лунная ночь. Подивилась Ждана, впервые тут в это время оказавшаяся. Кафтан сняла, на сук повесила, и к дому Мары направилась. К мосту подошла, через перила свесилась:

— Ворлост, ты тут?

Высветила луна на поверхности дорожку от берега прям к ней, и кот желтоглазый в ней отражается.

— Желаешь чего?

— Желаю, — молвила Ждана, а кот, словно улыбнулся и ждёт. — Хочу стать красивой, как Мара, и не такой здоровенной быть, как мой братья.

Видит Ждана сменилось отражение с кота на девушку. Смотрит на неё та глазами синими, как её, улыбается. Косу тёмную, да не чёрную, но и не цвета мышиного, как волосы Жданы, изящной рукой поглаживает. И ладная вся и прекрасная, словно сестра Мары младшая.

— Такой хочешь быть? — голосок мелодичный, девичий.

— Да! — вскричала Ждана.

— Ну и ладненько, — улыбнулась девушка.

Навалилась на Ждану сонливость неподъемная, прям к земле клонит, давит. Пошатнулась она и осела на мостки. Померкло всё в глазах.

Глава 31. ВОСЬМАЯ БЕДА — СОВСЕМ НИКУДА

Разлепила она глаза, а на небе уж