За Бессмертного замолвите слово - Акулина Окаянная

солнышко сияет. Оглянулась она, подскочила, едва о подол не запнулась. Свесилась через перила — нет кота. На неё лишь девушка виденная раннее смотрит. В одеждах, правда, не по размеру. Помахала она руками и поняла, что Ворлост чудо совершил, превратил её в ту девушку. Рассмеялась она радостно, звонко. Не устоит Герман теперь против такой красоты! И бежать обратно к дубу, попутно обдумывая, как родичам внешний вид объяснить. Да ничего в голову не идёт. Кафтан на себя натянула, в который теперь дважды обернуться можно и в расщелину.

День в яви тоже уже, снег все также лежит. Глядит, а дверь у родительского дома с петель сорванная на земле валяется.

— Тятя? Матушка? — позвала она, тишина ей в ответ уши режет.

Кинулась она в дом, а там всё раскурочено, перевернуто и холодом нетопленным дышит. Нашла она в доме и матушку, и батюшку, и братца своего. Никак шатун в дом вломился и задрал родичей.

— Нет. Нет, — зашептала она и из дома попятилась.

О порог запнулась, упала.

«Этого быть не может!» — одна мысль в голове бьётся.

Поразительно, что конь в сарайке цел-целехонек. Запрягла она его в сани и в город к братьям решила ехать новости горестные сообщать. А снег на дороге тяжелый, липкий, будто и не зима на улице. Конь еле сани до города доволок.

Решила сначала в дом Германа заехать, переодеться. А там люди незнакомые ей живут, чужие. И знать ничего не знают ни о Германе, ни о ней. Рванула она соратников Германа разыскивать, на ужин захаживающих. Отыскала Макара, что посадником общегородского вече был и про дела Германа знавал. Долго он на неё смотрел, разглядывал, с трудом, но признал всё же:

— Где же ты была, Ждана, и случилось с тобой чего? Как в такую красавицу превратилась?

— К родителям в гости ездила, да похудела, — молвила она. — А где Герман?

— Так ты получается сразу уехала и не знаешь ничего?

Кивнула Ждана.

— Неудачным тот поход был. В плен он попал. Половина людей тогда не воротилась, — как громом её новость ударила.

Пошатнулся мир и упала она без чувств.

Как пришла в себя, выдал Макар ей сарафан и кафтан дочери, монет кой-каких дал и выпроводил. Не верится ей в душе, что Герман погиб. Поплелась она к дому купца Емельяна. И не узнать его, не меньше ейного.

— Изменилась ты, Махрютка, — апатично так молвит, а ей и спорить не хочется, что не Махрютка она. — Нет больше Деяна и дочери моей нет. Этой зимой во время родов померла она вместе с ребёночком, а брат твой с горя повесился.

— Значит, только Борислав у меня остался, — вздохнула Ждана.

— Где же ты пропадала?! Борислав ещё в начале зимы погиб. Дружина его караван торговый сопровождала, да тати на них напали с большим перевесом, — помолчал Емельян и добавил: — Коли хочешь, живи оставайся.

Покачала она головой и домой в лес отправилась, родичей схоронить надобно, а кроме нее и некому теперь. Сколько же сон длился? Если она уехала в начале зимы, а под конец только воротилась? И зачем ей вся красота эта?

Вернулась она в дом отеческий. Родню схоронила, дверь поправила. Уж и весна пришла, а в её душе, словно навеки зима поселилась. Ни красок весенник, ни звуков не различает. Как-то ночью в дверь постучались. Ей не спалось по обычаю. Она в окно выглядывает, мужчина около дверей высокий стоит, и не разглядеть. Вроде, что рыжий… Встрепенулось сердце или верить ему хочется в то, что виделось. Она дверь, не спрашивая, отворила. На пороге Герман стоит:

— Жданочка, солнце ты моё яркое! Я тебя благодаря оку камню нашёл, — улыбается. — Впустишь меня, красавица?

— Впущу, — а сама слезами заливается.

Обнял он её и губами к устам припал. Ночь словно сказка была. Никаких вопросов Ждана не задавала. С ней её любимый, разве этого мало? Ожила она, задышала.

А через пару деньков новый гость. На пороге её подружка Мара стоит, хмурится.

— Что же ты наделала, Ждана?! Зачем Ворлосту доверилась? Почто у меня совета не справила? Я как узнала какую цену он с тебя запросил, так к тебе. Как ты, подруженька?

— Худо сначала было, а сейчас, вроде все налаживается. Главное, любимый со мной, — улыбнулась в ответ Ждана.

А тут возьми Герман с охоты воротись, зайцев в руке сжимает. Подскочила Мара да на него накинулась:

— Что ты — зло, воплощенное человеком, тут делаешь?!

Ждана с подруги на любимого взгляд переводит и ничего не понимает:

— Это Герман. Любимый мой.

— Любимый?! — Мара как подавилась этим словом. — Это муженёк мой первый, что меня вместе с тремя сестрицами выкрал и околдовал. Иноземное зло он. Бессмертный, ибо кровь человеческую пьёт. Силушку нашу заполучить хочет. Вот и околдовывает ведающих девок, кто ему путь дорогу укажут. И тебя околдовал!

Смотрит Мара и глазам не верит. Не околдована Ждана. Настоящее живое чувство в глазах плескается. И богине смерти, которую весь живой люд боялся, страшно стало. Ведь и нет колдовства сильнее, чем любовь человеческая. Понимает Мара, что подруга не даст ирода убить, и молчание злодея то подтверждает. Уверен он в той, которая его любимым называет, как в себе. А коли получится, не простит её Ждана. Ведь она не человек более, Ворлост её такой же, как Мару, сделал.

— Ты прости меня, Ждана. Нельзя ему воли давать. Хорошо, что на землях моих он сейчас и имя тебе настоящее сказывал, — тихо так произнесла.

Засияли глаза Мары огнём серебристым, зазвенел голос, звучащий:

— Силой своей заклинаю тебя, Герман, одному в Навьем мире не хаживать, а коли пойдёшь, так обратно не ворачиваться. Солнца яркого в Явьем больше не видывать. Чтобы жгло оно тебя, выжигало. А не послушаешь — горкой пепла на землю ляжешь.

И тут как пробрало Ждану:

— Поди прочь! Не подруга ты мне более, коли счастью моему завидуешь!

— Завидую? — удивилась Мара и смотрит глаза Жданы золотым светом сияют.

Опустила Мара голову, померкли её глаза:

— Не завидую. Силу нашего Рода трогать не будет, пусть живет с тобой долго и счастливо, — повернулась и прочь пошла.

Погасли и глаза Жданы, а Герман и говорит:

— Она правду сказала. Не человек я. Поэтому и быть с тобой не мог.

— И кровь человеческую пьешь?

— Пью. Но ты ведь любишь меня?

— Люблю, а остальное неважно, — и ненаглядного обняла, а он её в ответ. — Всё равно нет мне без тебя жизни.

Опасения Мары в отношении Германа нашли свое подтверждение. Попросился