Братство. Второй шанс - Никита Киров

— Чё у вас там стряслось? — к нам быстро шёл прапорщик Иванов. Голос злой. — Чё столпились опять? Снайпера вызываете? Так он и в туман увидеть может.

— Мы гранату обезвредили, товарищ прапорщик, — ответил я, показывая ему. — А то чуть не взорвалось.

— И ржёте, как кони, вся округа слышит, — недовольно проговорил прапор и добавил неразборчиво: — Пацаны, блин, детство в жопе играет.

Он отобрал гранату и разогнал нас по постам.

* * *

— А помните, как Шопен гранату отдавать не хотел? — смеялся Слава Халява. — Вцепился в неё мёртвой хваткой.

— Ну и память, — пробурчал Шопен.

— Не забудешь, — сказал я и повернулся налево. — А у тебя что случилось?

— Не проканало, — объявил Шустрый, возвращаясь за стол. — Говорит, что жених есть.

— А чё магазин открытый? — хмыкнул Славик, глянув вниз. — Так к ней и подошёл, с расстёгнутой ширинкой?

— А, чё-то отэтовалось всё, — Боря смущённо кашлянул и полез застёгивать ширинку. — Не заметил.

— Решил не затягивать? — едко спросил Халява. — Сразу к делу решил переходить?

— Иди ты. Тебе-то какая разница?

— Как какая? Переживали за тебя, чтобы ты мозги перестал нам выносить, а то заманал уже всех. Подошёл бы к ней с застёгнутыми штанами, не придумывала бы она никакого жениха. Одна пришла, сто пудов. Я вот к ней подойду щас, ни про какого жениха не вспомнит. А ты — дерёвня, штаны расстёгнутые!

— А ты чё на мою ширинку-то всё время смотришь, Халявыч? — Шустрый ехидно засмеялся.

— Завали!

Боря сегодня без привычной тельняшки. Он где-то нашёл и кое-как погладил белую рубашку, ничего другого на выход у него не было. Волосы вообще пригладил водой, но упрямый хохолок наверху всё так же торчал несмотря на все попытки его уложить.

Кабак назывался «Хуторок», и мы заняли большой стол у окна. Это центр Тихоборска рядом с мэрией и площадью Ленина, поэтому здесь уличное освещение было, в отличие от остального города. На площади, рядом с большим бюстом Ильича, уже стояла ёлка, сильно сдавленная с боков, ещё не расправилась. Ничем не украсили, но до Нового года ещё есть время.

Много людей мы не приглашали, из пацанов пришли только мы всемером и Маугли. Звали ещё несколько человек, но день сегодня рабочий, не у всех есть время на посиделки.

Звали однорукого десантника Гришу Верхушина, но он уехал к тёще в деревне. Звали Коробочку, но тот не пошёл — не выносит шум и яркий свет, голова начинает болеть, и от громкого шума у него часто накатывает паника. Танкист Федин уехал в Китай за товаром, разведчик Сунцов — в область к родственникам, а Моржов хотел прийти, но звонил и извинялся — уехал на вызов. Передал, что если освободится, то прибежит сразу.

Нам семерым сейчас проще — в двадцать лет время на такие собрания находить куда проще. Так что тут собрались все свои, проверенные.

Правда, держали в голове кое-что: сейчас такая обстановка, что кто-то может копать против нас, поэтому напиваться всей толпой в людном месте нам противопоказано. Мало ли как это могут использовать другие, ведь мы же у всех на виду. Но это пока, потом ещё повеселимся.

Вот и следили с Царевичем на пару, чтобы никто не перепил. Самый уязвимый в этом плане — Слава Халява, потому что у него от выпитого может капитально сорвать крышу. Но он сегодня оказался за рулём, совсем неслучайно, чем он оказался недоволен.

Из девушек пришли Даша, нарядившаяся в зелёное платье, и подруга Газона, которую он называл своей невестой, но с нами она особо не говорила. Больше никого, хотя мы предлагали Самовару позвать ту девушку, но он отказался наотрез. С этим он упирался сильно, но вода камень точит. У остальных парней постоянной пары пока не было, Царевич по-прежнему шифровался, а у Халявы слишком беспорядочные связи в своих клубах.

Подруга Газона явно чувствовала себя не в своей тарелке, а вот Дашу наши разговоры не смущали, даже сама иногда что-то говорила. А что может смутить медсестру из военного госпиталя? Пацанов вроде нас она повидала немало.

— Вкусный салат, — она подложила мне немного. — Попробуй, а то не ешь совсем.

— Я в армии сколько угодно съесть мог, а сейчас уже нет, — я хмыкнул. — Наелся, — я кивнул на тарелку, где осталось несколько кусочков шашлыка.

— А это что? — Даша заметила очередную тарелку.

— Салат с авокадо.

— Даже не слышала никогда. А это фрукт такой?

— Фрукт, но не сладкий. Халява заказывал, он в таком спец.

В зале жарко, пахло жареной курятиной. Официантки разносили закуски и горячее, на столе стояли бутылки, порезанные фрукты, соки и компоты. Стол полный, скидывались все, кто мог, ведь повод подходящий — провожали Маугли.

Играла музыка в соседнем зале, «Осень-осень», группы «Лицей», парочки иногда танцевали.

Мы сидели, особо не пили. Шустрый всё пытался с кем-нибудь познакомиться и поминутно отходил то к одному столику, то к другому, Шопен необычно задумчивый и всё время молчал, а остальные болтали с нашим бывшим ротным.

— Да вообще, там такая история была, нафиг, — рассказывал Маугли, жестикулируя двумя руками. — Ещё Аверин живой был, Царство ему небесное, писал наградные листы. Писал на Бакунина, когда тот Андрюху вынес — он показал на Славика, — на Старицкого за танк, — на меня, — а на Царёва я сам писал.

— Ого, — удивился Руслан. — А за что?

— Ты смеёшься? — наш старлей нахмурился. — За что, ещё спрашивает? Да много на кого писали. На вас семерых точно на всех, вы же там проторчали хрен знает сколько, дольше многих. Опытные, не сдулись, и сколько пацанов обучали, рассказывали им всё. Думаете, никто не видел? Столько людей вернулось благодаря вам.

— А сколько не вернулось, — заметил помрачневший Славик.

— Ты, блин, хорош гундеть, боец. Не об этом думай.

Принесли ещё большие тарелки с шашлыками. Куски мяса, обжаренные рёбра и запечённые овощи были разложены на листьях салата. Я оценил только свиную шейку, рёбрышки и курицу, а вот баранина была жестковата. Зато отлично удались запечённые грибы.

— Короче, — Маугли наклонился вперёд. — Написали мы бумаги