Братство. Второй шанс - Никита Киров

— Кто угодно, — он посмотрел на руку, заметив пятнышко масла, и снова начал её вытирать.

— Но чекист, если я правильно слова подберу, что-нибудь подскажет. Ему тоже не улыбается, что одна из банд вдруг будет усилена взводом профи вроде нас.

— Ладно, Старый, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Всё то, чтобы наша колонна не попала в засаду. А лучше — чтобы те, кто хочет её устроить, сами в этой засаде оказались.

— Ух ты! Ну ладно, подожду. Тебя подбросить? — он показал на тачку.

— Не, я к девушке зайти хочу. Позову её сегодня с нами.

— Ништяк. Царевич бы ещё свою позвал, — Газон засмеялся. — Штирлиц, блин, хренов. Так и не показывает, хитрюга.

— Увидимся вечером.

* * *

Я отправился к Лёше Коробочке, передал ему и матери деньги, заверил, что всё хорошо, и никто возврата процентов не потребует. А если хоть кто-то осмелится — пусть сразу идут к нам.

Пока ещё не придумал, куда его пристроить в нашем деле, но хотя бы наша подходящая компания и возможность не побираться помогут немного восстановить ему психическое здоровье. Да и деньги на какое-то время у него теперь есть.

После отправился в магазин во дворе дома Царевича, потому что утром Даши там ещё не было, она пришла позже.

— Ого, у тебя тут завезли, — я перешагнул через коробку с бутылками. — Расширяетесь? — я достал одну.

Местное пиво в зелёном стекле, такие бутылки собирают по всему городу и сдают. Этикетка наклеена криво.

— Привет, Старицкий, — тут же откликнулась она, выглядывая из подсобки. — Если бы. Нет, надо всё как-то уместить в подсобку, а там места совсем нет. Пришла помогать. Вот.

В небольшом помещении магазина стало совсем тесно из-за новых коробок. Похоже, их не успевали принять. Пахло свежим хлебом, только что разложенным на полке. Даша вышла, что-то написала в тетрадке с клеёнчатой обложкой и окинула помещение взглядом, чтобы что-то подсчитать, но серо-зелёные глаза задержались на мне. Девушка заулыбалась, и у меня самого кончики губ полезли вверх.

— Только не говори, что ты на свадьбу пошёл, Старицкий, — она засмеялась. — А то так выглядишь, Старицкий, как жених. В этом пиджаке.

— Вот кто хорошо выглядит, так это ты. В любой одежде, причём. В белой уж точно.

— Ой, да ладно, — она зарделась.

— Вот сразу так подумал, когда ещё впервые тебя увидел, помнишь, в халате медсестры. Что я тогда сказал?

— Я не расслышала, — Даша улыбнулась сильнее. — Ты же после наркоза отходил. Сказал: «девушка», что-то ещё хотел добавить, но глаза закатил и вырубился почти на сутки.

— Я и сам не помню, что хотел. Но что-то приятное, точно.

Мы засмеялись.

На ней белая кофта с длинными мешковатыми рукавами до пальцев и джинсы. Норковая шапка снята, волосы стянуты в хвост, но одна прядь лезла на лицо. Серёжек нет, как и колец, сегодня совсем по-простому.

— Я в кабак пойду, — сказал я. — Провожаем нашего старлея, тогда тебя с ним знакомил. У него закончился отпуск. И вот тут подумал, — я перешагнул ещё одну коробку. Пол под ногами скрипнул. — А пошли-ка вместе!

— Но мне тут ещё…

— Иди, — раздался из подсобки женский голос, — я тут сама всё приму. А то думаешь ещё, с таким-то парнем.

— Ну вот видишь, — я глянул туда и усмехнулся. — Никуда не денешься, раз даже начальство не против.

— А куда идти-то? Мне просто не в чём, — она заправила прядку волос за ухо. — И я…

— Пошли, — настаивал я. — Там тебе скучно не будет. Уж тебе точно. Ты единственная в городе, кто от наших шуточек не грохнется в обморок.

— И кто там будет?

— Я, — я хмыкнул.

— Ну как тут не пойти, — она улыбнулась и закрыла тетрадь. — Тогда пойдём, раз такое дело.

— Иди уже, — повторили из подсобки со смехом.

Глава 19

* * *

— Где чека? — спросил я, взглянув на его руки.

— Да не знаю я, — простонал Шопен. — Пальцы уже не де’жат! Пацаны, быст’ее!

Он так вцепился в гранату, что пальцы совсем побелели. И долго он её так держит. Выдернул чеку сразу, как только начали палить, но кидать поначалу было некуда — вокруг наши. Когда выяснилось, что и в тумане свои, огонь сразу стих. Опять штабные всё напутали, но обошлось без жертв, среагировали вовремя.

А Шопен так и стоял, держа гранату. Вот только чеки под ногами у него где-то нет.

— Да чё ты паришься? — к нему подошёл Шустрый с куском проволоки. — Давай сюда. А чё руки трясутся, будто в них мухи ***?

— Ха’э, Шустр’ый! Помоги лучше!

— Заманал уже подкалывать, Боря, — недовольно сказал Слава Халява. — Давай быстрее, и без шуточек своих. Найди чё-нибудь.

— Вот первым же волком взвоешь, Халявыч, — Шустрый начал отматывать проволоку, — когда на гражданку вернёшься, а меня там не будет, и шутить над тобой некому. Соскучишься, млин. Кто тебя, мажора, стебать будет? Друзья твои московские?

— Вернусь — от облегчения выдохну, что твою рожу больше не увижу.

Они оба вставили проволочку в гранату. Пронесло. Но Шопен держал её дальше, ещё крепче, чем раньше.

— Отпускай, Толян, — сказал я.

— Не могу, — пожаловался Шопен. — Пальцы свело. Не 'азжимаются.

— Ну давай сделаем, — Шустрый снова был здесь. Он взял Толика за руки и начал разжимать пальцы по одному. — Как с маленьким будем. Этот поросёночек пошёл на базар, этот поросёночек…

— Да хватит уже! — вскричал Шопен. — Смех***чки твои достали!

Мы с трудом разжали цепкую хватку по одному пальцу и забрали гранату. В таком виде она пойдёт на растяжку. Прапорщик как раз, говорят, вычислил, где по зелёнке передвигается снайпер, подстреливший Митяя на прошлой неделе, и мы уже оставили там парочку подарков.

— Ну ты, Шопен, конечно, жадюга, — сказал Шустрый, оглядев гранату. — Если уж вцепился, то не отдашь.

— Надо было чего-нибудь взамен дать, — засмеялся Самовар, подходя ближе. — Он бы гранату сразу выпустил. А без обмена бесполезно пытаться.

Все заржали.

— Иди вы