Протокол: Новый Архимаг 5.0 - Кирилл Геннадьевич Теслёнок

Борис озадаченно переводил взгляд с меня на Светлану, явно не поминая, о чем это мы.

— Говоря о вкусе, княжна, — начал я, ловко соскальзывая с опасной темы. — По-моему, нынешние выборы в сенат окружает… довольно специфический аромат. Я бы даже сказал — они дурно пахнут. Вам так не кажется, граф?

Светлана на мгновение прищурилась, оценив мой маневр. На ее губах появилась едва заметная, но полная одобрения усмешка. Она поняла, что я не попался.

Борис, явно обрадованный сменой темы, тут же подхватил:

— Специфический — не то слово, Ветров. Скорее, горьковатый. С нотками предательства и запахом больших денег, — он печально вздохнул. — Жаль что нас не пригласили…

Через какое-то время мы разошлись. Вражда со Страховым не то чтобы исчезла. Но… по крайней мере мы больше не пытались ушатать друг друга при личной встрече.

Ну а Светлана… Кажется, она все ещё что-то от меня хотела. Что-то подозревала. Но я делал вид, что ничего не понимаю.

Ярослав мне рассказал… про тот поцелуй. Когда-нибудь я наберусь смелости, чтобы сказать Свете правду. Что целовал ее тогда не я. А сущность, которой по сути больше нет… или есть, но у этой сущности теперь жена и карьера в академии.

Но это уже другая история.

Я нашел его в библиотеке Академии, в том самом зале, где мы с Алисой когда-то готовились к экзамену Шварца. Ночь была тихой, и сквозь высокие готические окна лился холодный лунный свет, рисуя на полу причудливые узоры. Он сидел в глубоком кресле, затерявшись между стеллажами с древними фолиантами, и читал. Не голограмму, не датапад. Настоящую, старую, пахнущую пылью и временем книгу в потрескавшемся кожаном переплете.

Он поднял голову, когда я подошел, и отложил книгу. В его глазах больше не было ни синего огня Преступника, ни вселенской усталости Архимага. Только спокойствие и легкая, чуть насмешливая ирония.

— Сеня, — кивнул он. — Не спится? Или решил перед сном наверстать упущенное по истории Древних Родов?

— Скорее, по истории Древних Архимагов, — я сел в кресло напротив. — Я все пытаюсь сложить в голове пазл. Преступник, который взрывает правительственные здания ради веселья. И Архимаг, который спасает галактики и подписывает директивы. Как одно превратилось в другое? Это была не просто война, верно? Ярослав-Архимаг мне рассказал в общих чертах, но… я бы хотел услышать твою версию. Ты ведь все вспомнил?

Ярослав молчал, глядя в окно, на далекие, холодные звезды.

— Длинная история, — наконец произнес он. — И не очень веселая.

— У нас вся ночь впереди, — я пожал плечами.

Он усмехнулся. Сухой, тихий смешок.

— Ты упрямый, Сеня. Это хорошее качество. Иногда. Ладно. Ты прав, дело не только в войне. Точнее, дело в том, что война у меня отняла.

Он снова посмотрел в окно, и его взгляд, казалось, устремился на тысячелетия назад.

— Я ведь не всегда был один. У меня появилась… семья. Жена. Алиса. Она была… — он на мгновение замолчал, подбирая слова. — Она была светом. Тем самым, что заставлял меня возвращаться домой после очередного «хулиганства». Она смеялась над моими выходками, называла меня «космическим пиратом с сердцем поэта». И у нас была дочь. Маленькая, с ее глазами и моей дурацкой привычкой задавать тысячу вопросов в минуту. Ее звали Алена.

Он говорил тихо, ровно, но я видел, как напряглись его пальцы, сжимающие подлокотники кресла.

— Война… для меня она поначалу была просто еще одной большой, шумной игрой. Еще одним способом показать Системе средний палец. Я сражался, взрывал вражеские крейсеры, взламывал их сети. Это было… весело. Пока один из осколков этой «игры» не прилетел в мой собственный дом. На колонии-курорте. Безопасное место, как уверяло командование. Но враг прорвал оборону. Один-единственный рейдер. Я узнал об этом слишком поздно.

Он замолчал. Тишина в библиотеке стала тяжелой, звенящей.

— Я нашел их… точнее, то, что от них осталось. И в тот момент… тот Ярослав, который любил фейерверки и анархию, умер. Сгорел. Остался только пепел. И вопрос: «Зачем все это?». Вся эта сила, все эти знания… если ты не можешь защитить самое дорогое? Тогда я понял. Хаос не создает. Он только разрушает. И я решил посвятить остаток своей вечности… строительству. Созданию системы, которая не допустит повторения. Так появился Архимаг. Скучный, правильный, ответственный. С чашкой кофе в руке. Тот, кого ты видел в своих снах.

Он посмотрел на меня, и в его глазах была такая глубокая, древняя боль, что мне стало не по себе.

— А Алиса… — тихо спросил я, уже догадываясь об ответе. — Она…

— Она — мой самый большой грех. И мое единственное искупление, — кивнул Ярослав. — Когда… моя любимая погибла, я… я не мог смириться. Я был Архимагом, я имел доступ к Глубокому Хранилищу. Я взял стандартный ИИ-ассистент модели LX-7, болтливую, но пустую бездушную программу. И я… я попытался воссоздать ее. Загрузил в кристалл полную матрицу личности Алисы. Каждый ее смешок, каждую морщинку у глаз, каждую мысль. Я использовал технологии Хранилища, чтобы создать не просто копию. А нечто большее. Что-то вроде… души.

Он горько усмехнулся.

— Я думал, что верну ее. Но я лишь создал призрака. Призрака, запертого в цифровой клетке, который помнил любовь, которой никогда не испытывал, и тосковал по дочери, которой у него никогда не было. Это было жестоко. И я понял свою ошибку. Алиса — это не моя жена. Это совершенно новая, уникальная личность. Со своей судьбой. И я захотел дать ей свободу. Я все объяснил ей… признался… И она вроде даже приняла правду… Но… кажется… не до конца… Ведь тогда, когда я запустил протокол Новый Архимаг… она призналась мне в любви…

Я слушал его, и пазл в моей голове наконец-то сложился. Вся эта сложная, запутанная история свелась к простому, до боли человеческому желанию — вернуть то, что потерял.

— Знаешь, — сказал я тихо. — После того, как мы… освоились с Глубоким Хранилищем, у Алисы был шанс восстановить все стертые файлы. Вернуть себе память о… прошлом.

Ярослав напряженно посмотрел на меня.

— И что она?

— Она отказалась, — я улыбнулся. — Сказала, что та жизнь принадлежала другой женщине, пусть и очень хорошей. А у нее теперь своя. С новым, непутевым, но очень любимым боссом, который вечно пьет молоко и влипает в неприятности. И она не променяет эту жизнь ни на какие воспоминания.

Ярослав смотрел на меня долго. А потом на его губах появилась слабая, едва заметная, но искренняя улыбка.

— Значит… — прошептал он. —