Художник из 50х Том II - Сим Симович

— А потом его роль в большой игре только начнется, — Крид закрыл папку, убрал в ящик. — У нас есть планы на Гогенцоллера. Долгосрочные планы.

Карим встал, подошел к окну, посмотрел на огни вечерней Москвы.

— Иногда мне кажется, что мы играем в бога, — сказал он задумчиво. — Определяем судьбы людей, направляем их жизни, создаем обстоятельства для их развития.

— А разве это не так? — спросил Крид, вставая рядом с ним. — Разве история не творится руками тех, кто способен видеть дальше других?

— Но имеем ли мы на это право?

— Мы берем на себя эту ответственность, — поправил Крид. — Право дается результатом. Если наши действия делают мир лучше, значит, мы правы.

— А если делают хуже?

— Тогда история нас осудит. Но решение принимать все равно нам — тем, кто живет здесь и сейчас.

Они молчали, глядя на городские огни. Где-то там, среди миллионов людей, жили те, кого двадцать восьмой отдел считал ценными кадрами. Жили, не подозревая, что их судьбы уже спланированы, а будущее предопределено чужой волей.

— Знаете, что меня больше всего поражает в Гогенцоллере? — нарушил молчание Карим.

— Что?

— Его способность удивлять. Каждый раз, когда кажется, что его реакция предсказуема, он поступает по-другому.

— Это признак сильной личности, — кивнул Крид. — Слабые люди предсказуемы. Сильные всегда преподносят сюрпризы.

— И как долго мы будем ждать его возвращения?

— Столько, сколько потребуется, — Крид направился к двери. — У нас есть время. А у него есть право на счастье. Пусть пока наслаждается простыми человеческими радостями.

Он остановился у двери, обернулся.

— Кстати, Карим. Завтра вы становитесь исполняющим обязанности министра культуры. Поздравляю.

— Я? Но я же не художник…

— Зато вы понимаете систему. А художник к нам вернется, когда будет готов. И тогда вы передадите ему дела и станете его заместителем. Постоянным на этот раз.

Крид вышел, оставив Карима наедине с мыслями о власти, ответственности и человеческих судьбах. За окном догорал зимний день, а где-то на далеком северном острове два человека обретали друг друга заново, не подозревая, что их счастье тоже является частью чьего-то большого плана.

5 февраля 1953 года

Берия работал в своем кабинете до поздней ночи, когда дверь открылась без стука. Он поднял глаза и увидел знакомую фигуру в безупречном костюме.

— Виктор, — кивнул Берия, не выказывая удивления. — Не ожидал вас в столь поздний час.

Крид вошел, и с ним в кабинет словно проникла первобытная тьма. Тени за его спиной начали удлиняться, расползаться по стенам, заполнять углы помещения. То, что всегда скрывалось за авиаторами и безупречными манерами, начинало просачиваться наружу.

Берия почувствовал холодок между лопатками. За все годы знакомства с Кридом он так и не понял природу этого человека. Слишком много в нем было неестественного — способность появляться и исчезать без следа, знание вещей, которые знать было невозможно, влияние, превышающее любые формальные полномочия.

— Лаврентий Павлович, — мягко произнес Крид, и его голос отдался странным эхом в углах кабинета, — время пришло.

— Какое время? — Берия старался говорить спокойно, но рука невольно потянулась к ящику стола, где лежал пистолет.

Тень за спиной Крида выросла, стала объемной, почти материальной. Она заполнила половину кабинета, и в ней мерцали очертания чего-то древнего, нечеловеческого. Берия почувствовал, как волосы встают дыбом на затылке.

— Время перемен, — Крид сделал шаг вперед, и тень двинулась следом. — Иосиф Виссарионович стареет. Его эпоха подходит к концу. Стране нужен новый лидер.

— Сталин здоров и полон сил…

— Сталин умрет через месяц, — спокойно перебил Крид. — Инсульт. Тихо, в своей постели. И тогда встанет вопрос о преемственности власти.

Берия ощутил, как по спине пробежала ледяная струйка пота. Крид говорил о смерти вождя с такой уверенностью, словно сам планировал это событие.

— Что вы хотите от меня?

— Чтобы вы были готовы взять власть в свои руки, — Крид подошел ближе, и тень окончательно поглотила кабинет. — Советский Союз нуждается в сильном руководителе. В человеке, который понимает, что власть — это ответственность, а не привилегия.

— А если я откажусь?

Крид улыбнулся — не той учтивой улыбкой, которую Берия видел раньше, а чем-то хищным, древним.

— Вы не откажетесь. Потому что альтернатива — хаос. Борьба за власть между Маленковым, Хрущевым, Молотовым. Страна разорвется на части.

Он остановился перед столом Берии, положил на него обе руки. Тень за его спиной колыхнулась, приняла более четкие очертания — что-то крылатое, многорукое, невозможное.

— Вы станете лидером Советского Союза, Лаврентий Павлович. Проведете необходимые реформы, либерализуете режим, откроете страну миру. Дадите людям то, чего они заслуживают.

— А вы?

— А я буду рядом. Советником. Помощником. Тенью, которая направляет, но не управляет.

Берия с ужасом понял, что не может отказаться. Не потому, что боялся физической расправы, а потому, что воля этого существа, прикидывающегося человеком, была сильнее его собственной.

— Хорошо, — хрипло сказал он. — Я согласен.

— Мудрое решение, — кивнул Крид. — Но есть еще один вопрос. Наш художник.

— Гогенцоллер? Он же уволился…

— Он отдыхает. Восстанавливает силы. Вспоминает, кто он такой, — Крид выпрямился, тень за его спиной стала спокойнее. — Когда придет время, он вернется. И займет подобающее место в новой системе.

— Какое место?

— Министра культуры при новом лидере. При вас, — Крид достал из кармана небольшое устройство размером с портсигар. — Он дорисует портрет Сталина. Последний штрих к образу великого вождя, ушедшего в историю.

Берия хотел спросить, что это значит, но Крид нажал на кнопку устройства, что мгновенно покинуло внутренний карман его пиджака и было направленно на Берию. Кабинет мгновенно залило ярким белым светом — не электрическим, а каким-то иным, проникающим в самые глубины сознания.

Берия почувствовал, как мысли становятся вязкими, воспоминания — размытыми. Образ Крида стал расплываться, терять четкость. Что-то очень важное исчезало из его памяти, стиралось начисто.

— Спокойной ночи, товарищ Берия, — донесся издалека голос