И всюду слышен шепот Тьмы - Джой Моен

– Зоэ-Моник, что случилось, я…

– Молчи! Я все знаю, черт возьми, Эрве, как это возможно?!

Негодование отразилось на лице Дюшарма, он явно не понимал, о чем идет речь, но молчал, ожидая продолжения. Переведя дух, Зоэ-Моник громким шепотом на одном дыхании произнесла:

– Я была в библиотеке, наводила справки. И знаешь, что я там увидела? Некролог, Эрве, о том, как ты умер два года назад. Это что, какая-то идиотская шутка?! Или ты один из приспешников этого проклятого короля теней, служишь ему, чтобы свести меня с ума? Скажи что-нибудь, умоляю, скажи, что журналисты ошибаются, они все ополоумели, но ты, ты здесь, ты настоящий и живой!

– Короля теней? О чем ты говоришь? Тебе приснился страшный сон…

Эрве сделал шаг вперед, выставив ладони, но девушка придвинулась к краю кровати, поджимая ноги.

– Я сказала, стой где стоишь! Подойдешь ближе, и я закричу, ты понял? Я не дам тебе ко мне прикоснуться, пока не скажешь правду!

Последняя фраза прозвучала неуверенно, будто Моник не боялась, что Дюшарм может причинить ей боль, а скорее, что сломается, ощутив его тепло, позволит лжи продолжиться, в какой бы форме та ни выражалась.

– Это какой-то бред, Моник, я не понимаю. Вот он я, перед тобой! Разве не иррационально утверждать, что я мертв, когда я стою прямо здесь, в твоей комнате. Неужели я мог бы прикасаться к тебе, вместо этого я бы гнил в могиле, не так ли? Я же говорил тебе, моя мать…

Затравленный вид девушки заставил Эрве Дюшарма вздохнуть, провести широкой ладонью по спутанным волосам, и только когда он вновь обратил взор черных глаз к ней, Зоэ-Моник увидела застывшие в них слезы.

– Послушай, не знаю, что именно происходит, но ты стала такой отстраненной, холодной… я скучал, пришел, чтобы увидеть тебя, но меня встречает в твоей комнате Беньямин, и что я должен думать? Если все вдруг изменилось, если ты хочешь, чтобы я прямо сейчас ушел и больше никогда не возвращался, я сделаю это, только скажи. Знаешь, почему я предлагаю тебе это? Потому что твои чувства важнее моих собственных, Зоэ-Моник. Я люблю тебя, но если это то, чего ты хочешь, я сделаю, клянусь…

Услышав заветные слова, Моник вздрогнула, по щеке скатилась слеза. Вместо ответа девушка похлопала по кровати рядом с собой. Эрве лег на край, подложив ладонь под голову, ощущая, как Зоэ-Моник обнимает его сзади, как можно ближе прижимаясь к спине. Она не верила, что журналисты лгали или ошибались, скорее, парень сам не понимал, что мертв, застряв в непрекращающемся цикле собственных воспоминаний, именно это еще удерживало в нем жизнь. Что заставило его воскреснуть из могилы? Об этом Моник не хотела думать сейчас, ее сердце разрывалось на мелкие куски, пеплом посыпая внутренности.

– Я тоже люблю тебя… И я знаю выход, как нам остаться вместе навсегда. Я хочу убить себя и быть рядом с тобой.

Девушка вдруг подумала, что все их попытки бороться с Астралом бессмысленны. Что, если король теней только и ждет, когда она погибнет, чтобы завладеть ее телом? Заманивает в ловушку, из которой не выбраться. Тогда никакие мольбы и увещевания не спасут. Пусть лучше Зоэ-Моник умрет по собственной воле, по своим правилам, а с ее телом Максанс сделает все что угодно. Это не страшно, совсем не страшно лишиться жизни, куда ужаснее жить так, словно ты давно мертв.

– Если ты этого хочешь, то и я хочу. Давай сделаем это вместе, но не сейчас, хорошо? Немного позже, мне нужно завершить кое-какие дела и тебе тоже. Только не делай этого без меня, ладно? Дождись меня, Моник.

Глава 18

Робкое пламя свечей подрагивало в воздухе, огненными языками облизывая каждый порыв легкого ветерка, словно хитрые змеи, набирающие силы, чувствующие свою власть в данном пространстве и времени. На импровизированном ложе на заднем дворе со смеженными веками Зоэ-Моник ожидала, когда матушка завершит все приготовления к ритуалу. На старом пне Элайн Мелтон-Гобей зажгла терпкие благовония, разложила травы и поставила рядом чашу со свиной кровью, заговоренную на защиту от вмешательства зла. Ею ведьма окропила землю вокруг ложа, чтобы ни одно существо, живое или мертвое, имеющее намерения причинить зло, не смогло пройти в круг.

– Ничего не бойся, детка. Мы с твоим отцом будем рядом все то время, пока не вернешься к нам. Я введу тебя в транс, попытайся расслабиться, думай об Астрале, и он явит себя. Магия возведет вокруг тебя кокон из моей крови, это для защиты, чтобы никакой призрак не смог занять твое тело. Все, что нужно, – это войти в Астрал и выслушать того, кто встретится на пути, каким бы уродливым и пугающим ни показалось существо. Помни, это лишь маска, накинутая королем, поднимешь вуаль тьмы, и перед тобой откроется нечто совершенно иное.

Моник облизала пересохшие губы, едва заметно кивнув. Не передать словами первобытный страх, охвативший все ее тело, мысли не помещались в голову, но в глубине души теплилась надежда, что все пройдет легче, чем ожидается. Кровавая ведьма рассчитывала, что дочь не разобрала дрожи в ее голосе, не поняла, что Элайн пытается приободрить Зоэ-Моник, не зная наверняка, сработает ли их план. Эгон Гобей улыбнулся супруге уголком губ, протягивая острый атам с кривым лезвием, разворачивая бархатную темно-зеленую ткань, в которой нож был спрятан и на долгие годы забыт.

Ведьма с благоговением провела по деревянной ручке с простым узором кончиками пальцев, будто к ней вновь вернулась значимая часть ее естества; сколько прошли они с атамом бок о бок, сколько плоти чувствовало это тонкое лезвие, сколько крови врагов впитало в себя. Этот нож они сделали вместе с Эгоном на поле боя, общее детище, созданное, чтобы убивать во имя мира, как бы прозаично это ни звучало.

Ручкой послужила ветка дуба, отделенная от могучего стана ударом молнии, а лезвие было перелито и выковано из осколков мечей погибших соратников. Элайн грустно улыбнулась, вертя атам в руках, а когда встретилась глазами с супругом, то увидела в них отражение собственной скорби. То, что приходилось делать сейчас, не шло ни в какое сравнение с пережитым в войну, ведьма и вампир одновременно подумали об одном и том же – уж лучше пройти еще не одну битву, чем потерять собственного ребенка.

Лезвие коснулось нежной кожи Элайн на запястьях, однако кровь не стекала по рукам на землю, а бурлила и извивалась, желая как можно