За солнцем - А. Кластер

таких же пластин, что составляли доспехи Отряда, рассыпались по холмам, в темноте похожие на стальные костры, а между ними протянулась россыпь костров настоящих, в любой миг готовых взвиться стеной до неба.

В шатре было шумно, каждый звук обжигал и катался в голове тяжёлым ядром – туман въелся в глаза, руки, кожу, путал мысли хуже вина и хуже, наверное, «чёрных травок» и «лунного жемчуга» – снадобий, которые Гиртарэм иногда приносил из свои вылазок, по его словам, волшебных и способных преобразить мир, по словам Тэхмирэта – дрянных и опасных. Гиртарэм и сейчас предлагал угоститься, Карантера согласился и сразу же рухнул в мертвецком сне. Анкарат не стал пробовать. Он и пить бы не стал, ушёл бы на воздух – но не хотел бросать Гриза одного.

В центре шатра стояла ритуальная чаша на врытом в землю стальном постаменте. Священное пламя Дома рассыпало вокруг яркие злые блики, каждое прикосновение жалило – но и уносило боль. Все сгрудились вокруг, галдели и пили.

– Что мы празднуем? – огрызался Гарджи. – Вашу глупость? А может, то, что вы опозорили звено перед Аметраном?

В городе и в небольших кампаниях у Отряда не было старших: звенья двигались единой цепью, единой силой, их вела земля и память битв прошлого.

Но для этого похода Правитель выбрал воплощение своей воли. Звали его Аметран, выглядел он ровесником Правителя, люди его звена тоже были старше других. Лица его Анкарат до сих пор не рассмотрел – ни перед началом похода, ни сегодня, когда он в тяжёлом молчании ехал мимо их спешившегося звена после провальной вылазки. Бросал медленные, гулкие фразы: план был несложный, что помешало исполнить? Тэхмирэт, ты всегда был благоразумным. Никто не откликался, а в голове Анкарата плыли обрывки тумана и плясали рыжие блики – такие же, как блики священного пламени, яркие, злые.

Потому, когда Аметран спросил, чья же это была идея, Анкарат вскинулся:

– Моя, – и махнул окровавленной ладонью. Рана уже затянулась, и нить клятвы сверкала даже сквозь кровь. Никак её не перерезать, жаль.

– А, – сказал Аметран без выражения, без интереса, – тогда ясно.

И повернулся к остальным:

– Непросто будет удержать ваше звено целым. Сложный элемент. Сгорит быстрее, чем предыдущий.

Как он смеет.

Иртрана втянул воздух сквозь зубы, эхо боли стиснуло сердце.

Пламя забилось жарче и злее, Анкарат рыкнул:

– Не сгорю, пока не исполню свою судьбу!

– Конечно, – снова без выражения, словно бы отмахнулся. И уехал. Когда мысли чуть прояснились, Анкарат пытался вспомнить его лицо – но помнил только широкий меч в потёках какого-то красного сплава, огромного вороного коня в чернёном доспехе, и этот лишённый оттенков голос. Но не лицо.

Впрочем, сейчас, в пляске бликов священного пламени, в тихом гуле пластин шатра, вливавшемся в землю, и лицо Аметрана, и его власть, и его недовольство – всё казалось просто тенями.

Вот и Иртрана воскликнул:

– Аметран слишком давно не был в походах! Что он понимает? Мы теперь знаем про их защиту, видели их магию. Да, Гриз? Что скажешь?

Гриз крутил в руках чашку. Чтобы его подбодрить, Иртрана плеснул ещё. Вино Отряда горело прозрачным золотом, в нём шипели, взрывались искры.

– Эта магия… – протянул Гриз задумчиво, – на нашу совсем не похожа.

– Уж это и мы заметили! – подошёл, пошатываясь, Карантера. Его смех, хрипловатый спросонья, забился о крышу шатра. Неужели это он на последнем дыхании ругался в тумане и белки его глаз блестели так лихорадочно и дико?

Гриз нахмурился, поставил чашку, продолжил:

– У этой магии нет видимых опор. Ни знаков, ни нитей, ни узлов. Я смог найти Анкарата, выплел знак и нить его кровью, потому что… меня предупредили: так может случиться, и научили, как это сделать.

Кто научил?

Ясно кто. Это мама. Анкарат глотнул вина – оно зашипело, вспыхнуло на языке. А Гриз продолжал:

– Так Анкарат смог вывести вас ближе к линии удара Тэхмирэта, а он дотянулся до вашей силы и разрезал туман. Но эта сила, окружившая город… она как дыхание. И границы её – как границы дыхания.

Это дыхание, белый жемчужный туман, накрыло город, оставив видимыми лишь очертания и огни. Не приблизиться ни землёй, ни морем. О переговорах можно было забыть. Город стоял такой тихий, что казался бы необитаемым – если бы сквозь туман не поблёскивали стрелы и копья, если б не резали ночь холодным и чуждым светом четыре башни и дворец.

Дворец, где из своей комнаты Амия смотрела теперь не на выдуманных чудовищ Тьмы и пыльные бури, а на костры в холмах.

Анкарат закрыл глаза, вновь пригубил вино, но не почувствовал вкуса. Сомкнул зубы крепче, погрузил потемневшее сердце глубже, глубже в злую пляску огня, в голос солнца.

Стало как будто легче.

– И как же пробиться к ним? – спросил Иртрана нетерпеливо.

– У них город-сад, – гулко бросил Башарэд, – осада получится долгой.

Гриз неловко пожал плечами – одно выше, другое ниже, потёр запястье:

– Ну… я поговорю с другими заклинателями… увидим.

И незаметно толкнул острым локтем.

Ясно.

Надо поговорить.

Поговорить сразу не получилось.

Возле шатра подкараулил Шейза, потребовал рассказать об атаке, перебивал всё новыми вопросами или присвистывал, когда не находил слов, потом сам принимался болтать: мы смотрели с холма, как вы мчитесь, и воздух вокруг кипит, горит, ничего себе, а потом навстречу – туман, как волна в бурю, сожрал вас в одно мгновенье, думали, всё – но нет, твоя удача выведет отовсюду!

– Нас вывела не удача, – отозвался Анкарат хмуро.

– Удача растёт, если на твоей стороне колдун! – Шейза хохотнул, ткнул Гриза в плечо кулаком – сильней, чем ткнул бы человек, давно забывший, как заставили признать поражение. – Ладно, может, и хорошо, что вы не смели этот город, там ведь твоя девчонка? Ждёт, наверное?

И снова присвистнул.

Анкарат процедил угрожающе:

– Заткнись.

Шейза ухмыльнулся:

– Ладно-ладно. Так что же, как нам пройти сквозь эту белую муть?

– Если б знали, не стояли бы здесь. Тебе нечего делать? Иди потренируйся.

Шейза сверкнул щербиной между зубами, отвесил шутливый поклон и отправился вниз по склону, раскручивая в воздухе копьё. Палатки воинов гарнизона располагались за цепью огней, на склоне холмов и у подножья. Ещё дальше полоскался по ветру бледный дым путевого госпиталя и костры заклинателей – Гриз ехал с ними. Мама достала для него коня, поджарого, нервного, караковой масти, – Анкарат так и не понял, посмеялась она над Гризом или правда хотела порадовать. В седле Гриз держался плохо, конь слушался его только