За солнцем - А. Кластер

и глаза его были черны блёклой, мёртвой, пустой чернотой ужаса. Не повторял знаков, не чертил их по воздуху. Губы сомкнуты нитью, пальцы сцеплены побелевшим замком.

Гриз прежде не видел Проклятий.

Гриз никогда не колдовал в такой опасности.

Пришёл, чтобы помочь, но не представлял силы, которую не способны переломить четыре звена Отряда.

Гриз может погибнуть, если Анкарат ошибётся.

– Ладно, – процедил Аметран, – попытайтесь.

Значит, он не ошибётся.

IV

Новые приготовления вышли скомканными и блёклыми.

Такой же блёклый выдался день – серое небо, вместо сладкой пыльцы ветер гоняет запах полыни, пыли, лошадиного пота.

Анкарат и Гриз спускались к черте тумана, следом звучала сила Отряда, шёпот защитных заклинаний. Нельзя было не вспоминать судьбу веснушчатого мага, его небрежную медленную походку, самоцвет в клетке чёрных рёбер.

Нет.

Анкарат не ошибётся. А Гриз поможет.

Всё будет в порядке.

Кажется, никто, кроме них двоих, в это не верил.

Услышав план, Иртрана выругался грязно и многословно, а Тэхмирэт растерял всё спокойствие, обрушился на Аметрана:

– Решил покалечить наше звено?

– Пусть попробует.

– Сам попробуй, – взгляд и голос захолодели, заострились металлом, – отправь кого-нибудь из своих!

– Это его идея. Он действительно слышит и понимает что-то. Времени мало. Лучше потерять одного, чем без толку расходовать силу.

Шрам Тэхмирэта побелел от гнева, Анкарат попытался вмешаться:

– Вы никого не потеряете, я справлюсь.

– Заткнись, – ответили они вместе, но Анкарат даже не разозлился. Он победил, оказался прав, будет так, как он скажет.

С приближением силы туман медленно отступал – как и во время атаки. Отступал, чтобы у стен вновь обратиться Проклятьем.

Помним тебя.

Иди к нам.

Гриз двигался медленней на полшага, вокруг его пальцев уже заструились нити, по воздуху вспыхивали знаки. Их свет делал черты Гриза чётче, взгляд – уверенней и черней. Сосредоточенный, собранный – и не скажешь, что ему страшно. Только линии чуть дрожат.

– Эй, – окликнул Анкарат тихо, первым ступив на землю Сада-на-Взморье – посветлевшую, выглаженную атакой, – не жалеешь?

– Нет. Я же сказал. Я хочу помочь. И я знаю: исполнишь свою судьбу. Для этого ты здесь. Сам ведь видишь. А наши пути… наши судьбы похожи. Ты на своём пути, а мой путь – помочь тебе его воплотить.

Анкарат сбился с шага, потрясённый этим признанием. Да, ничего в этом не было нового, Гриз часто повторял эти слова про судьбу. Но сейчас, на границе клубящейся белой смерти, в краю, опалённом битвой с Проклятьем, они прозвучали совсем иначе.

Гриз обогнал его, встряхнул ладонями – нити хлестнули землю, впиваясь в неё. Сперва бежали ручьями, дорожками искристой пыли, потом – медленно, вдох за вдохом – заструились друг к другу, переплелись, превратились в знаки. Незнакомые, перевитые мягко, текуче, но это были знаки, это был договор. Гриз побледнел, напряжённые руки расчертили тёмные жилы.

– Сейчас, – выдохнул сипло, – иди туда.

Анкарат шагнул в центр плетения – и оно вспыхнуло.

Надрезал линию клятвы.

А потом вытянул из-под доспеха подарок Амии, стиснул амулет в кулаке. Зёрна света перемешались с кровью. Анкарат отдал кровь земле.

Ты пришёл.

Множество сердец, множество глаз, живительная, сладкая сила – закачались высокими травами. Вернулся запах Рассвета, распахнулось чистое небо. Анкарат шёл к белым стенам, ближе и ближе, каждый шаг – быстрее и легче. Знаки кружили вокруг, двигались с ним, знаки, похожие на дыхание, цветение, шелест степи.

Кровь уходила быстрей, чем от обычной раны, быстрей, чем от прежних ран, она уходила – но вместо неё сияла новая сила. Ближе, ближе, быстрей, быстрей, заверши этот круг, станем едины, ты наш.

«Стой, – ударило самоцвет-сердце, – откройся. Как тогда. Я помогу».

Но всё хорошо, всё так хорошо, здесь так хорошо!

Его гнев хлестнул вдоль хребта, Анкарат зарычал от злости.

И очнулся.

В десяти шагах качалось золотыми волнами Проклятье, шипело, вспыхивало тысячами глаз. Плети его обвились вокруг ног Анкарата, укрыли землю змеящимся ковром.

Плети, красные от его крови.

«Договор.

Мы его заключим.

Повторяй».

– Я обещаю тебе своё сердце.

И потемневшее, тяжёлое сердце засияло, коснулось солнца, коснулось голоса, знакомого с детства, сути земли.

– Я обещаю тебе свою кровь.

И кровь пролитая, и кровь в жилах, и кровь, что шептала в стенах города, вспыхнула золотом, засияла. Под ладонью загорелись россыпи силы – где-то в глубинах дворца, этот миг и миг, когда Анкарат коснулся золотой завязи, сомкнулись. Перехлестнулось прошлое и настоящее.

– Я обещаю тебе защиту.

Меч раскалился в ладони, клинок запел древним колдовством – да, да, да.

– Наши пути соединятся. Ни Тьма, ни море, ни смерть нас не разлучат.

Внизу, возле его ног, под плетением лоз Проклятья, и глубже, там, где соединялись корни, знаки меняли очертания, заострялись.

– Я твой. А ты принадлежишь мне.

И город перед ним распахнулся. Стены и башни, с которых смотрели люди, не готовые защищаться, улицы и сады, пустые, полные белым туманом и страхом, дома, люди в которых молчали, плакали или молились, смешивали кровь с золой, пересыпали золу на древесные корни; дворец, высокий и светлый, полный мертвенным молчанием, его взмывающие переходы, лестницы с покатыми ступенями, россыпи в его глубине, настоящее святилище в самом сердце, стены ещё белей, в этих стенах – лица, лица, лица, бьётся, пульсирует рубиновый свет, нет, не смотри, вернись, да – вот светлые залы, высокие арки, комнаты и…

Вот она, Амия, Амия!

Амия метнулась к окну, медовые глаза искрились, она была суть этого города, она ждала, и звала, и желала.

Амия прошептала его имя.

Амия его слышала!

– Я жду тебя, – выдохнул, не узнавая свой голос.

И вернулся – рывком, обжёгшись о собственную кожу. Его кровь стучала в земле, стучала в ладони, а под ладонью качался золотой шторм Проклятья. Оно склонилось, ластилось, как приручённый зверь.

Жар клятвы забился в сердце, когда Аметран развернул цепь для атаки.

Сейчас, в тени городских стен, Анкарат и правда видел их цепью. Цепью, выкованной из осколков солнца.

Он вскинул руку, бросил своему звену:

Ждите

И вонзил меч в землю, сложил ладони на рукояти. Лишь после понял, что повторил жест Правителя.

Сквозь клинок бежал свет нового города, перестук его сердец, шелест листвы, тяжесть плодов, вызревающих и готовых разбиться о землю. И звучание знаков – изменившееся, знакомое и чужое, преображённое силой. Судьба этого города изменилась тоже. Сделалась чем-то новым. Его память вновь бежала перед глазами.

Анкарат видел, как усталые люди, очарованные миражом города из светлого каменного кружева, точно такого же, как тот, что сиял за спиной, покинули бесконечный Путь и