За солнцем - А. Кластер

с сочувственной нежностью. – Но разве Город Старшего Дома другой? Столько волшебных сердец в каждом узле, в каждом гарнизоне. Ты ведь должен знать лучше других, правда?

Её ладонь, сквозь мягкую ткань лёгкая, тёплая, легла ему на грудь.

«Это опасная девушка», – самоцвет-сердце кольнуло предупреждающе. Амия улыбнулась хитрей, как будто услышала.

– Откуда ты знаешь?

– Я знаю всё про тебя, – коротко рассмеялась, взяла его руку.

И потянула к рубиновой звезде в конце зала.

Амия вела его и говорила, а дробь шагов рассыпа́лась по белому камню. Дробь шагов и шум крови, ток жизни среди чего-то, обратившегося в не-жизнь. Древесный сок, вечная грёза.

Амия говорила сухо и зло, и голос её разгорался:

– Когда в прошлую Сердцевину мы увидели ваш корабль, когда вы ступили на берег, как же отец разозлился! Как разозлился, увидев тебя! «Если это вторжение, пусть бы явился сам, нет, прислал своего ублюдка, дурную кровь».

– Так и сказал? – Анкарат сбавил шаг.

– Да, так и сказал. Видишь ли, люди власти понимают больше простых людей, благословение древних сил и старшая кровь делают мир ясным. А наш дворец позволяет увидеть больше, чем другие сердца земли. Что падает в нашу почву, что прикасается к ней – всё прозрачно для нас. Ты помнишь: я сразу тебя заметила. А он – возненавидел. «Ублюдок грязного ритуала, осквернит нашу землю, не позволю к ней прикоснуться». Наша земля для чистых людей. Этот зал – для чистых людей.

Амия говорила, а Анкарат вспоминал Проклятье у стен – золотой шторм с множеством глаз и сердец, живой и жаркий. Разве правильно, что сила этой земли облита белым камнем не-жизни?

Амия говорила: отдал меня вам как жертву. А когда я вернулась… если бы ты не успел…

Замерла:

– Он слишком боялся любых перемен. И сейчас боится. Но перемены не остановить.

Рубиновый свет заливал вогнутую стену, струился по переплетённым корням.

Корни эти опутали человека. Ноги исчезли в тугом коконе, похожем на змеиный клубок. Несколько из них пробили живот, выбираясь, проломили ключицу, рёбра – и текли дальше так же спокойно, плавными узорными изгибами. Раскинутые руки человека шевелились. Сперва показалось: их приводит в движение ток корней. Но нет. Человек был жив, скрёб кору содранными ногтями.

Крупная голова, седые волосы в засохшей крови. Взгляд осоловевший и дикий.

Амия вскинулась, поймала взгляд градоначальника, бросила ему в лицо:

– Видишь? Он здесь. Больше ты ничего не сделаешь. Наш город станет сильным и ярким. Его кровь в этих стенах. Он мой.

Вцепилась в воротник Анкарата, притянула к себе. И поцеловала – яростно, жарко. Анкарат обнял её – руки словно одеревенели. И в этих потяжелевших, как будто чужих руках Амию била дрожь. Дрожали её губы, рвалось дыхание. В голосе земли, в голосе солнца Анкарат пытался уловить связь и смысл всего, что она рассказала, – но в забелённом не-жизнью зале все голоса доносились эхом. Отец Амии, так радушно их встретивший, оскорбился появлением Анкарата? Возненавидел его? Нет, это неважно сейчас. Этот зал полон жертв, и жертв недобровольных? Так живёт Сад-на-Взморье, кровью своих правителей и их детей?..

– Если бы ты не успел, это была бы я. Я уже видела, как это происходит. Раньше… он уже так поступал, – договорила Амия. Дыхание её выровнялось, дрожь осталась только в кончиках пальцев, в фарфоровом стуке зубов. А потом исчезла.

Амия улыбнулась – побледневшая, незнакомая. Свет её глаз изменился – не так, как менялся мамин. Этот другой, непонятный свет Анкарат не мог разгадать. Отчаянный, жадный, холодный. Жестокий. Неужели это та же девушка, что открыла ему ворота, угощала вином из тёплых губ, упивалась запахом дорожной пыли? Девушка с нежными руками и нежными письмами. Девушка с тёплыми глазами и искрами в волосах.

«Опасная девушка, – откликнулось самоцвет-сердце. Только его голос оставался здесь ясным. – Расправилась со своим отцом, сделала это ради власти».

Заткнись.

Нет, это не она. Это белый свет не-жизни. Амия не такая. Амия не жестокая. Амия ждала Анкарата, она защищалась, она хотела помочь Анкарату.

Нет, это не она.

Он не хотел видеть её такой.

И увидел прежней.

Амия молчала, смотрела тревожно и нежно. Девушка, что ждала его. Та, кого он спас.

– Разве ты, – спросила мягко и вкрадчиво, – не сделал бы так же?.. Ради… свободы? Чтобы изменить судьбы тех, кого любишь?

Нет, замолчи.

Она и правда читала в его сердце. И правда знала всё.

Рядом с ней привычная его решимость становилась неповоротливой и тяжёлой, как одеревеневшие руки. Сказать правду – значит ранить её. Но и промолчать он не мог:

– Нет. Никогда.

Правитель сжёг его друга, заставил Анкарата принести клятву, отправил маму в квартал отверженных. Но мама любила его, мама никогда бы не простила. А всё остальное случилось из-за Анкарата. Из-за того, что он ошибался и рисковал теми, кто дорог. Нет, он никогда бы так не сделал. Он добьётся свободы иначе. Амия не понимает, что говорит, она напугана и устала. Дело не в ней, а в том, что её земля слишком жадна до крови. Анкарат изменил проклятую землю, и земля Сада-на-Взморье изменится тоже. Да. Так и будет.

Зрачки Амии сузились, глаза застыли на миг, вновь подёрнулись дымкой не-жизни.

А потом потеплели. Она улыбнулась задумчиво и тонко:

– Увидим. Ты сам не знаешь, на что способен.

Тихо скрипели живые корни.

Рубиновый свет вспыхивал на её лице, в волосах, рубиновый свет разливался вокруг.

Цвет их победы.

VI

Снилось: город ещё не город, в одну сторону – море, в другую – рыжая степь. Горят открытые жилы земли, дышит солнцем гора, что однажды станет Вершиной, белеет клык Скалы Правосудия. А каньоны сочатся лихорадочным светом, воспалённым, как дурная, чёрная кровь, кровь, перекалённая колдовством, кровь, пронизанная чужой и собственной клятвой.

– Как моя кровь. – Высохли губы, ветер на вкус – песок и огонь.

– Всё с твоей кровью в порядке.

Голос самоцвет-сердца – но звучит по-настоящему, голос тяжелей ветра, голос, наполненный силой. Здесь он был не след памяти – человек, на полдюжины лет старше самого Анкарата, в лёгком плетёном доспехе, с чёрными задумчивыми глазами. Здесь Анкарат знал: его зовут Дарэш. Знал: в том времени, что пылало сквозь сон, взгляд его был другим.

– Эта новая земля даёт много сил. Питает и явь, и сон. Возвращает то, что потеряно.

Для Анкарата он всегда был человек или голос человека, просто очень далёкого. Но теперь, когда появилось его лицо, его меч с рубином в навершии, когда появилось имя – два слога, три