За солнцем - А. Кластер

– Он уже изменился.

Да, изменился.

В снах, ставших яснее и легче, Анкарат видел: живая вода в глубине земли становится гуще и горячей, торит новые, извилистые пути, свивается жадными узлами. Темнеет кора деревьев, стены, узоры дворца – всё подёрнуто солнечной дымкой.

И всюду звучала кровь Анкарата. Город стал его продолжением, и он стал продолжением города, пусть совсем и не знал его.

Амия улыбнулась, ткнулась губами в угол его рта:

– Тебе виднее.

С ней было так же, как с городом. Анкарат и Амия принадлежали друг другу и растворялись друг в друге, встреча переменила всё движение жизни – её жизни точно. Амия повторяла, что знает о нём всё, читала в сердце, доверила страшную тайну, и каждое прикосновение вспыхивало счастьем.

Отчего же казалось, что они до сих пор далеки, до сих пор остаются чужими?

Из-за предупреждений Дарэша? Слов отца Амии перед смертью? Но градоначальник давно исчез. Не слушать Дарэша теперь, когда он вернул себе имя, оказалось сложней, но Анкарат быстро понял, как отбросить его слова. Погрузиться в шёпот живой воды, стук тысяч сердец – и голос, твердивший «опасная девушка», – отдалялся и уходил.

Вскоре ушли и сомнения.

Гриз тоже следил за изменениями земли, но по-своему.

Устроил комнату в одной из каморок под самой крышей дворца, расчертил стены углём, подвесил под потолком амулеты. От стены к стене тянулись магические нити. Иногда гасли в порывах ветра, иногда загорались вновь. Ветер трепал их, взвывал в высоких окнах.

Когда Анкарат приходил, они с Гризом всё больше молчали.

Гриз несколько раз пытался просить прощения за малодушие возле ворот, и это звучало так жалко, что Анкарат только в третий раз смог вместо «хватит» и «прекрати» сказать то, что должен был:

– Главное, что ты мне помог.

– Я испугался…

– Да знаю я! Ты всегда боишься. Не понимаю, как можно жить, когда так боишься?

И не пожалел о жестоких словах. Если Гриз хочет остаться рядом, пусть победит свой страх.

А ещё – приближалась, мелькала память о других нитях, о дрожащих пальцах Гриза, о том, как на эту дрожь откликнулась клятва. «Ты себе навредишь, если не подчинишься».

Гриз втянул носом воздух, чёрный взгляд заметался.

А потом он договорил:

– Испугался, что тебя убьют. Они. Или клятва.

– Ты сам сказал. Ничего не случится. Если не веришь в это… лучше вернись обратно. Учись у Килча. Живи спокойно. А если хочешь и дальше идти вместе – не смей во мне сомневаться.

Хотя бы ты.

Гриз кивнул, и этот кивок больше походил на поклон:

– Я никогда не сомневался. И больше никогда… не проявлю такую слабость. Прости меня.

– Хватит.

Гриз смолк, стиснул печать Рамилат под рукавом. Побледнел. Не признавался, но Анкарат видел: печать мучает его сильней, чем в первые дни. Вытянуть из земли и распознать знаки чужого города оказалось непросто, какие-то важные связи, токи жизни в теле Гриза истёрлись и надорвались. Анкарат уже звал силу города, велел: «Вылечи Гриза», – но та отвечала: «Не в нашей власти». Помочь и освободить его могла только Рамилат. Или Правитель.

Ветер вновь раскачал нити, принёс запах пыльцы, бегущей воды, свежей травы.

– Красивый город, – вымолвил Гриз мягко. Мягче стало и его лицо – ветер развеял боль.

«Не могу вылечить, но могу сделать беспечней, счастливей, смотри, смотри».

Гриз улыбнулся.

С высоты Сад-на-Взморье зачаровывал плавностью линий. Окоём белых стен вычерчивал идеальный круг, дороги плавно, как широкие реки, текли среди деревьев – кроны их казались пеной волн, изумрудной, цветной и белой. Но, рассматривая вместе с Гризом город, Анкарат вспоминал другую высоту.

Заброшенный портовый рычаг. Шум моря и крови в висках, чёрные соты улиц квартала. Родной дом, дрейфующий в этой черноте – давно изменившийся вместе с землёй вокруг, больше недостижимый.

Потянувшись к солнцу, Анкарат видел то же, что чуял сердцем.

Новая сила золотила дороги, потоки на глубине и в садах, цветущие деревья. Город менялся.

Что станет с этим городом через оборот или десять? Кем станут люди этого города для людей Вершины? Как назовут эту новую землю?

И что произойдёт с договором, когда Правитель придёт сюда? В город, звучащий его, Анкарата, кровью.

Ждать ответа осталось недолго.

VII

Правитель прибыл в самый разгар Рассвета.

В Городе Старшего Дома в это время ветер и свет становились горячее и суше, здесь же каждый лист, каждая тень, даже прохладный мрамор дышали влагой. Небо то и дело рвалось короткими, но яростными дождями, капли бились о белую кость дворца, переливались на солнце. Дети Сада-на-Взморье привыкли к постоянному гулу доспехов Отряда, к вооружённым воинам гарнизона – больше не прятались по домам, с весёлыми воплями бегали по петляющим тропам, как мартышки, лазали по деревьям.

– Похожи на нас, – кивнул Шид на компанию ребят, устроившихся на огромной развилке ветвей над дорогой. Когда Анкарат с друзьями проходил мимо, дети притихли, но глядели во все глаза – пристально и без страха.

Наблюдение Шида полоснуло по сердцу. Анкарат не стал всматриваться.

– Только на Ским никто не похож, – договорил Шид ещё тише.

Много слов – может, весь оставшийся день теперь промолчит.

– Ским… – А дальше? Что сказать? Сбежала вместе с Кшетани? Вряд ли Шида это утешит. Ушла туда, где теперь счастливее? Глупость, прозвучит так, словно она умерла. Шид подстроился под шаг Анкарата, смотрел с внимательным, новым выражением, словно взглядом прогрызал кость. Так же, как на тренировках.

Анкарат не успел придумать ответ.

Над городом прокатился звук рога – протяжный, как птичий крик, гулкий, словно скользнул под куполом. Сигнал о приближении Правителя.

Он вошёл в город, и улицы снова стихли. Люди стояли вдоль единственной широкой дороги Сада. На ветвях плескались ленты и нити жемчуга, в белый песок обочины вонзились шесты, украшенные серебряными кольцами с множеством самоцветов-глаз.

Они звенели.

Они шептали.

Ты обещал.

Обещал.

Только теперь, на нижней ступени дворцовой лестницы, Анкарат увидел, как мал Сад-на-Взморье по сравнению с Городом Старшего Дома. Дорога лучом высвечивала путь до ворот.

Бронзовый конь Правителя медленно двигался сквозь воздух, полный бликов воды и света. Правитель издалека казался лишь силуэтом, выжженным по рассветному ветру.

Нет.

Он был знак, элемент, и за ним двигалась волна перемен – тяжёлая, высотой до неба. Как будто стирала город, что-то смещала в нём – и воссоздавала вновь другим, новым. То был процесс. Процесс из тех, что творились