За солнцем - А. Кластер

Потемневшее сердце саднило – даже сквозь яростный жар общей силы, – но Анкарат только отчаянней гнал Чатри вперёд.

Пусть всё быстрее кончится.

Общая сила пьянила, размывала границы сознания сильней, чем на тренировках, – не понять, где кончается собственная скорость и где – чужая, где то, что ты видишь, а где то, что видит другой. Видит и помнит – память прежних сражений текла здесь полноводно, одичавшей рекой, сливалась со сражением новым, новым пробужденьем земли, новым временем.

Скорость прорезал сигнал с белых стен – тонкий, как выклик птицы. Жалкий. Вспыхнули в воздухе стрелы – но сгорели на высоте. Иртрана расхохотался, вскинул лук…

Подожди

Что-то было не так.

Вода в каналах, дым над деревьями, огонь и горечь – но такая тишь.

Ни одного голоса.

Никого из людей, фермы стояли пустые.

Подарок Амии холодил сердце, и сквозь золотую его прохладу Анкарат услышал: вспыхивают на глубине под городом россыпи-завязи, открываются множеством глаз, движутся древние корни…

– Стойте!

Стиснул Чатри коленями, дёрнул повод. Она остановилась, зачарованная общей силой, только всхрапывала, жадно вдыхая родной воздух.

Стрела Иртраны сияла раскалённым лучом.

Тишина застывала вокруг, плотнела.

– Отступаем, – успел выдохнуть Анкарат, но больше не успел ничего.

Жемчужной пыльцой от земли поднялась белая пыль, едкий туман со сладким запахом рассветных цветов. Иртрана выругался, отпустил тетиву, но стрела в тумане истлела. Пыльца стыла, твердела, клейкая, как паутина, тянула к стенам – таким же белым. Вот что это за кость, вот что за камень! Все эти узоры, цветы и птицы, должно быть, когда-то жили.

Ближе, ближе, ваша кровь напитает землю, расцветёт багряными и солнечными цветами, навсегда застынете здесь. Лучник, копейщик, секироносец и мечник, сила Города Огня и Солнца, жаркая, глупая и хмельная.

Так звучала эта земля, голос её был дурманящий, сладкий, голос рассветных цветов, согретых солнцем садов, плодов, истекающих соком.

Нужно двигаться вместе – Анкарат рванулся, но туман словно разбавил общую силу, она стала разреженной, тусклой. На лицах Иртраны, Башарэда и Карантеры Анкарат видел общее выражение – оглушённое, лунатичное. Они отступали как будто в трясине – и та с каждым шагом тянула глубже, пожирала скорость движений, склеивала веки.

Медленно, медленно Анкарат потянул из ножен колдовской меч.

Посмотрел на ладонь, рассечённую линией клятвы, обещанием исполнить судьбу.

И надрезал её.

Слишком медленно. И слишком глубоко.

Белый туман расцвёл алым, алым налились стены города – словно бумага упала в кровь.

Яркие зрачки подземных россыпей все обратились к нему – единым движением.

Забрал наше.

Помним тебя.

Желаем тебя.

Иди к нам.

Сквозь эти чуждые голоса, не голоса даже – влажный шёпот земли, порождённый движеньем камней, – смутно звучала память.

Договор между землёй и кровью. Старая магия.

Когда-то, за гранью знакомого времени, наливались и зрели в земле семена. Поднимались с Рассветом дыханьем степи и её многоцветьем.

Когда-то над степью, над пением трав, над бескрайним сном пролилась усталость и голод, зов человеческих душ, голосов.

И кровь.

Сладкая, яркая, окрасила токи земли, стебли, прожилки листьев, напитала плоды.

Связала зёрна, обратила чем-то иным – очами. Сердцами.

И поднялся город – светлый и щедрый, плодородный оазис в огромном мире, где каждый шаг на пути даётся так тяжело. Город, где на месте упавшего плода расцветает новая завязь, лепестки опадают – и другие цветы распускаются рядом, за временем золотых плодов приходит время рдяных, потом тёмно-лиловых. Город, где всегда время Рассвета.

Пробуждённое кровью многоголосое сердце обещало людям защиту и беспечную жизнь.

Но кровь научила не только понимать, любить, защищать людей.

Научила их голоду тоже.

В белом тумане этот голод пульсировал, просачивался сквозь доспехи, опутывал паутиной.

Тишина. Воздуха почти не осталось. Башарэд рванулся – но взмах секиры увяз в белизне.

Вот как можно остановить эту секиру! Анкарат закашлялся смехом.

Карантера ругался – сипло, последним дыханием.

– Не думал, – сплюнул Иртрана, – что кончится так.

Анкарат стиснул клинок крепче.

Кровь впитывалась в землю, кровь, изменённая клятвой и волей Правителя, волей исполнить судьбу. Голос города становился отчётливей, ярче.

Иди, иди к нам.

…можешь изменить этот договор. Если коснёшься земли сквозь знаки.

– Я уже с вами, – зло выдохнул Анкарат. Знаков не было, его кровь проливалась впустую, но злость кипела сильней, жарче здравого смысла, в ярости белый туман вновь окрасился алым – я знаю вас. То, что забрал, – моё.

Что-то прошило запястье. И сквозь ярость, сквозь пятна, плывшие перед глазами от недостатка воздуха, Анкарат вдруг увидел нить. Нить тянулась обратно – к громаде холма, в тумане подобной Проклятью, свернувшемуся кольцом.

А внизу, на земле, сквозь белизну почти непроглядную, вспыхнула его кровь, свилась знаком металла. Размытый, нечёткий – но это был знак!

Рукоять меча обожгла ладонь – до кости, до сердца!

Нити, вплавленные в клинок, вспыхнули вместе со знаком в земле – и туман зашипел, отхлынул. Чатри взвилась, рванулась в освободившемся воздухе, ударила о вспенившуюся белизну копытами, грудью. Общая сила поднялась вновь, Анкарат стал её остриём. Рывками, неверными, дёргаными, они двинулись обратно, мимо смутных очертаний ферм, обгоревших деревьев, мимо пустых почерневших каналов – вода испарилась, жидкий металл исчез.

Не прошли и двух сотен шагов – со стен вновь посыпались стрелы. Доспехи защищали, но скорости не хватало. Туман спутывал ноги лошадям, забивался в глаза и ноздри. Земля не хотела отпускать, её жажда была саднящей и ненасытной, сила знака иссякала с каждым рывком.

Останься, и я отпущу других.

Сквозь белёсую муть Анкарат увидел, как покосился на него Карантера. Белки его глаз дико блестели. Слышал? Да, все они слышат одно и то же.

Анкарат стиснул зубы. Может, так правильно? Увязли здесь из-за меня.

Нет, – тряхнул головой Иртрана, – не смей.

Анкарат остановил Чатри. Она опустила голову, коснулась ноздрями жемчужной пыльцы.

И в этот миг белизну разметало в стороны.

На вершине холма застыл Тэхмирэт. Шкура его коня отливала сталью, меч, прямой, узкий, безжалостный, ловил свет солнца, впивался в небо. Его сила вспорола туман снаружи.

– Ну что, – крикнул сухо и зло, голос ударил в висок, – разведали боем?

Рядом с ним стоял Гриз – без лошади, в дороге исхудавший ещё сильней, он походил на одно из обугленных деревьев. От него к Анкарату, к открытой ране в ладони, к раскалённому клинку, к кровавому знаку в земле, тянулась нить магии.

Все знаки Гриза были с ним.

В этот вечер Гриза позвали пить в шатёр звена.

Эти шатры, высокие, в панцирях из