Гаремник. Книга первая - Владимир Геннадьевич Поселягин

— Так я к этому и стремлюсь. На это и рассчитывал. Генералы и полковники лишь инструменты выполнения моих планов.

— Не понял? — сказал майор ВВС, полк погубил и тут оказался. — Это как?

— Командовать мне понравилось, что есть, то есть, но я деградирую как боец первой линии. Личных схваток у меня не было. И что уж говорить, я вспышку адреналина от этого получаю. Уже не могу без этого. Конечно пока с начала войны отрядом командовал, разное было, но по сравнению с тем что на Финской было, небо и земля. Я там и командовал, и сам отряд осназа НКВД водил. Десятки раз до рукопашных доходило. А тут что? В штабной машине, получаю сведенья, отдаю приказы. Разве что днём вот летал на разведку, да и то особо интереса к этому не было. Так, делал свою работу и всё. Так что если выбирать, быть командиром, расти в званиях и должностях, или быть простым бойцом, то я даже особо и не думал. Нет парни, я хочу попасть под суд, разжалование, и как рядовой боец на передовую. Воевать как обычный боец, индивидуальные схватки, вот что мне нужно. Я это осознал и понял, ещё когда у Бреста был, там и подготавливал площадку для военного суда. Остальное следствие. Я манипулирую всеми вокруг. И сейчас следователи НКВД будут работать мне на руку. Главное не вышка, тогда придётся перебить всех и в партизаны уходить, к немцам в тыл, остальное переживу.

— Бред, — пробурчал военинженер второго ранга. — Впервые такой бред слышу.

— Не, погоди, у меня сосед по лестничной клетке, альпинист. Без гор не может, постоянно ездит, — сказал капитан-танкист, коллега. — Вот и Макеев похоже такой. Штабная работа ему не мила, ему схватки подавай. Альпинисты тоже же схватку едут, с горой, и победу на вершине ощущают. Я так понял рассказа соседа.

— Похоже, — согласился я. — Ну а что, мне к генералу подойти и сказать, снимите капитана, я простым бойцом воевать хочу. Желательно в разведбате. Ходить в тыл к противнику. Что мне ответят на такое?

— Да, много что скажут, — согласился капитан.

— Вот именно, так что нашёл свой путь и иду по нему.

Мы дальше общались, обсуждали многое. Скука, хоть так разговорами развеивали её. Я точно знал, что стукач, а то и не один, в камере есть, обычная практика у НКВД, и всё что я сообщил до них точно доведут. Интересна будет реакция на это? То есть, прямо раскрыл, что всё это устроил чтобы меня разжаловали. Глядишь пойдут на поводу. Хочешь звание красноармейца? Да на, иди воюй. Ну а вдруг сработает? Вряд ли конечно, но надежда всё же была. А так и в этот день меня не трогали, но уводили соседей на допросы. Я думаю на меня так морально давили, чтобы переживал, изводил себя. С некоторыми командирами это сработало, как я видел, со мной точно нет. Зато до вечера сканером определил кто тут стукач. Майор ВВС, и военинженер. Их в кабинетах кормили, вели себя там как хозяева, сначала устно доложили, потом писали рапорта. Причём хозяева кабинетов бывало выходили, оставляя их одних, что с нормальными сидельцами такое точно не бывает. Понятно другим сидельцам я не сообщал про это, мне достаточно и того что сам знаю. Реакция похоже последовала, но не та которой я ожидал. На следующий день, двадцать четвёртого июля, в десять часов дня, меня затребовал конвоир, да с вещами. Так у меня их и нет, миска с кружкой, и ложка. Да и те тут же выдали, но прихватили и на выход. Посуду забрали по пути. А там в кабинет к мордатому такому майору. А знаю его. Позавчера как привезли, сразу к нему, тот и сообщил за что арестован, показав стопку рапортов на меня. Кстати, приказ о моём аресте был подписан ещё тридцатого июня, когда первые два рапорта дошли до военного прокурора. А дальше только стопку бумаги пополняли, рапортами на меня. Да и те, с которыми я вышел, тоже писали, увеличилась бы стопка, но их пока в Москву доставить не успели, но они есть. Это майор тогда сообщил, и в камеру.

Сейчас же тот велел садиться на стул, перед столом, и сказал:

— Интересный ты парень, Макеев. Не надейся не будут тебя разжаловать.

— Су*и.

— Что?

— Спасибо сказал. А если я сейчас с разворота вам нос сломаю, будет трибунал?

— Но-но, — отдвигаясь от стола, буркнул тот. — В партизаны придётся убегать. Ха!

— Стукачок в камере, смотрю, всё доложил. Точнее стукачки.

— Да прям. Слухи ходят.

— Ага, один слух в форме майора-летуна, другой военинженер. Да я их вычислил за двадцать минут.

— Ну считай, как знаешь. В общем, свободен. Отведут наружу и гуляй.

— Что ж так не везёт-то?

— О нет, капитан, тебе очень повезло. Ты даже не представляешь, как тебе повезло, кто за тебя просил.

— А кто просил? — закинул я удочку.

— Иди отсюда уже. Конвойный!

В кабинет боец зашёл, так что тот вывел меня и на выход, под мои материки, которые у майора почему-то вызывали веселье. Дальше сдал форму, вернули всё моё, а это форма, сапоги, фуражка, ремень с кобурой, вещмешок с личными вещами, а вот нательное бельё на мне, его не снимали и другое не выдавали. Так что переоделся, расписался в журнале на выходе, и наружу.

— Товарищ капитан, я за вами, — выскочив из-за машин, тут строй легковушек стоял, сообщил молодой лейтенант с общевойсковыми эмблемами.

Мельком осмотрев его, потом обвёл площадь взглядом, народу кстати ходило много, и велел:

— Сначала до дому моего доедем, баню затоплю, потом куда тебе там приказали меня доставить.

— Но…

— Выполнять.

Сел я впереди и показывал дорогу. Кстати, остановились у уличного телефона, благо как раз свободно. Успел выйти и занять до дамочки, что спешила туда же. Позвонил риелтору. Нужно же узнать, что с домом, жильцам на голову свалится не желаю. По счастью тот был дома. Кстати, он достаточно пожилой и под призыв не попадал. Взяла его дочка, и передала трубку отцу. Тот и сообщил что инженер, как началась война, съехал, кстати, деньги пришлось вернуть, надо будет возместить риелтору, а тут тот меня ошарашил, сообщив что