Русская Америка. Голливуд - Михаил Дорохов

целый комплекс. Его сердцем должны были стать пять новых огромных павильонов, не чета прежним «сараям». Их каркасы из стальных балок уже высились над окрестными домами подобно скелетам гигантских доисторических животных. Стены возводились по новой технологии: двойной слой кирпича с песчаной прослойкой внутри для тепло- и шумоизоляции.

Крыши делали покатыми, с огромными стеклянными фонарями на северной стороне — для ровного, немерцающего естественного света. Так братья сразу готовили и «уличные» площадки, чтобы снимать больше кинокартин одновременно. Ведь отказываться полностью от немого кино они пока что не собирались.

Вообще, в тёплое время года масса съёмок проходила и в долине за Голливудом. Десятки компаний, больших и малых, громоздили декорации прямо на открытом пространстве и там же снимали. Кино без звука в этом плане было прихотливо исключительно к свету. Со стороны это походило на настоящий бродячий цирк: статисты в костюмах разных эпох, разносчики еды, полевые кухни, мальчишки-посыльные, орущие продюсеры и режиссёры, страшная жара и адский шум.

В батальных сценах рубились мужики, которых за доллар в день позвали таскать бутафорские доспехи и махать мечами из реквизита. Кстати, несколько раз случались и несчастные случаи. В таких баталиях, напоровшись на обломанные древки копий, погибло несколько статистов. Бывали и более жуткие случайности.

Например, два года назад по бульвару ехали две машины. В одной сидела Марта Мэнсфилд. Звезда Голливуда, она снималась в «Уорренах из Вирджинии». Вторая машина ехала рядом. В ней была камера и оператор. Шли натурные съёмки «проезда по улице».

Проходивший по тротуару мужчина закурил и не глядя бросил спичку в сторону. Прямо в проезжавший кабриолет с Мартой. Пышное дешёвое платье из реквизита загорелось. Потушить его не смогли и Мэнсфилд не спасли.

Один из вре́менных павильонов Уорнеров в ускоренном режиме был подготовлен «под звук». Стены здесь были не кирпичные, но главное, вся внутренняя поверхность была обшита специальным войлоком и гофрированным картоном.

Это был второй павильон, изначально созданный под звук. Первым стала мастерская моей кинокомпании «Будущее». Но помещение, где я до этого снимал ролик для мэра Крайера было раз в пять меньше нового пространства.

И сейчас работа кипела именно здесь — в новом павильоне. Солнце уже клонилось к закату, а внутри, под лампами, было жарко и светло. Всё съёмочное пространство гудело — не от голосов, а от напряжения, которое висело здесь последние сутки. Моя кинокомпания заканчивала третий рекламный ролик. Последний по контракту с Гарри Чендлером — владельцем «Таймса».

Перед камерой, запертой в войлочную будку, стояла Клара Боу. Её рыжие волосы и знаменитая улыбка казались яркими даже при этом мёртвом, свете, который использовался, чтобы хрупкая ламповая звуковая аппаратура не навернулась. Клара держала в руках бутылку «Колы». Задача, на первый взгляд, была проста: улыбнуться, посмотреть в камеру и сказать нужные слова. Но мы снимали уже тридцать шестой дубль…

Проблема была не в ней. Мисс Боу была профессионалом. Проблема была в шумах. Шелковое платье актрисы шелестело при малейшем движении. Кто-то из команды за кадром непроизвольно кашлянул на седьмом дубле. На двенадцатом треснул рефлектор одного из прожекторов, и микрофон прекрасно уловил этот сухой щелчок.

Мы меняли оборудование, гасили свет, ждали. Актриса нервничала, пот портил её грим, его поправляли. Я заказывал новое платье, такое, чтобы не шелестело… Всё это длилось несколько суток. В будущем за съёмочный день можно при удачном стечении обстоятельств наснимать минут десять-двадцать «готового» материала. А то и больше. Сейчас же это было нереально.

И вот в тридцать шестой раз всё сошлось. Тишина в павильоне была абсолютной. Я видел, как Грегг Толанд, наш оператор, прильнул к окуляру и кивнул. Звукоинженер поднял палец у своего пульта. Я сделал глубокий вдох и шёпотом сказал:

— Мотор.

Заурчала камера в ящике. Загудел привод «Витафона», раскручивающий чистый восковой диск для записи.

— Камера! — тихо подтвердил Толанд.

— Звук! — откликнулся инженер.

Клара Боу встрепенулась. Она посмотрела прямо в объектив, её губы сложились в ту самую, знаменитую на всю страну улыбку. Она подняла бутылку.

— Охлаждает в жаркую погоду… — её голос дальше по тексту звучал чётко, чуть звонко, без единой посторонней ноты, актриса поймала нужный диапазон громкости быстрее, чем Ирен Рич в моём ролике для мэра.

Клара договорила, улыбнулась и замерла. Я выдержал паузу в три секунды, как было задумано, и дал отмашку рукой.

Ещё три секунды и…

— Стоп!

Свет не погас сразу, но напряжение в воздухе лопнуло как мыльный пузырь. Кто-то выдохнул, кто-то зааплодировал. Клара Боу расслабленно опустила бутылку и обернулась к своему агенту:

— Ну, наконец-то. Я уже думала, что растаю под этими лампами. Ради бога, уберите грим, чувствую, как лицо уже занемело!

Я подошёл к ней, поблагодарил. Она пожала руку, и рукопожатие на удивление оказалось сильным для девушки. В «моём будущем» на снимках, со странным макияжем и тонкими, почти отсутствующими бровями по моде двадцатых она не казалась красивой. А вот сейчас, без лишних «наворотов» была весьма миловидна. Девушка одарила меня усталой улыбкой:

— Удачи вам с вашим говорящим кино, мистер Бережной. Это чертовски странное чувство — знать, что и твоё лицо, и твой голос теперь запишут на какую-то штуку навсегда. Очень необычно…

Она ушла в свою гримёрку, и павильон начал пустеть. Команда выключала софиты, сворачивала кабели. Грегг Толанд аккуратно вынимал с помощником камеру из ящика, будто это была хрупкая игрушка.

Я подошёл к звукоинженеру:

— Запись?

— Чистая, насколько это возможно, мистер Бережной. Один дубль. Диск можно обрабатывать.

— Осторожнее с ним. Пусть монтажёры приступят сразу, чтобы мы успели все сделать в срок.

— Конечно, мистер Бережной!

Я кивнул. Три контракта. Три рекламных ролика для клиентов Гарри Чендлера. «Кола» была последней. Теперь всё упиралось в монтаж. Я мечтал лишь о том, чтобы не пришлось переснимать!

Я прошёл через съёмочную площадку и поднялся на второй этаж, где в небольшой комнатке ютилась наша монтажная. Там было тесно и душно. Стояли два монтажных стола, заваленных плёнкой, бобины на полу, склянки с клеем и бритвы. Работали тоже двое — Лео и Эдди, которого я нанял в помощники главному монтажёру.

Они склонились над столом, где в луче проектора мелькали кадры первого ролика — для Калифорнийской нефтяной ассоциации. Я видел знакомые виды: на фоне гигантских нефтяных вышек у пляжа Санта-Моники стоял Дуглас Фэрбенкс в белой рубашке и брюках.

Вообще, Гарри Чендлер удивил своими связями. Нет, я, конечно, понимал, что у растущего медиамагната их много, но чтобы с лёгкостью и без особых торгов получить контракт нефтяников и при этом мгновенно подписать на роль