Когда солнце взойдет на западе - Анна Кей

с вызовом спросила Аямэ, высоко вздернув подбородок. – Богине плодородия Инари служат кицунэ, а Генко, одна из них, даже состоит в отношениях с сильнейшим оммёдзи моего поколения, разве нет?

Старики поморщились, но никто не смог возразить Аямэ.

– Нам неведомо, какие правила царят на Небесах, но здесь, в мире смертных, в клане Сайто, ты обязана подчиняться нашим законам. И, согласно нашим законам, ты обязана хранить верность людям, уничтожать зло и оставаться чистой до своей первой брачной ночи. Ты нарушила их все.

Сайто Тосиюки наконец заговорил, и Аямэ сосредоточила внимание на нем. На его лице застыла маска спокойствия, голос звучал мирно, с едва заметным мягким укором, подобным тому, с которым учитель поясняет что-то неразумному ученику. Аямэ ненавидела, когда с ней так говорили. А еще знала, что если когда-то клан и выступит против нее, то только из-за Тосиюки. Старый лис жаждал власти, мечтал возглавить клан лично или хотя бы поставить на место главы своего человека, но Аямэ, которой он не мог руководить, мешала его планам. Не просто непослушный наследник – девушка у власти, чего Тосиюки никогда не мог принять.

– Вы утверждаете, что я нарушила три главных правила, но так ли это? – Она не намеревалась сдаваться так просто.

– Ты предала людей, когда однажды защитила ёкая, а не уничтожила его, – это нарушение сразу двух правил. Но тебе показалось, что и этого мало, и ты предалась любовным утехам с ним! – перечислил Тосиюки мягким, успокаивающим голосом, который заставил Аямэ ухмыльнуться.

– Пара поцелуев – не любовные утехи. – Им не следовало знать, что она зашла куда дальше пары поцелуев, хотя Аямэ распирало от желания сказать об этом и увидеть, как посинеют от возмущения и ужаса лица старейшин. Дерзко глядя в глаза Тосиюки, она продолжила: – Не вам ли знать о них куда больше моего?

Тосиюки поперхнулся, не готовый к подобной дерзости, как Аямэ не ожидала, что отец тоже решит заговорить.

– Аямэ! – В его низком голосе звучали злость и предупреждение, но Аямэ их проигнорировала.

– И что же я сказала не так? – Она перевела взгляд с Тосиюки на отца. – Всему клану известно, что Тосиюки-сама предпочитает проводить время не в компании супруги или сыновей, коими якобы гордится, а в домах лучших юдзё столицы, куда часто ездит.

Старейшины закричали еще громче, и двор наполнился руганью, проклятиями и обвинениями. Аямэ раздраженно выдохнула и закрыла глаза, пытаясь успокоиться. Это была не первая их встреча с Советом, но впервые на нем обсуждали не проблемы клана, а ее. Да еще и так, словно Аямэ не понимала, о чем они говорят.

Постепенно их голоса смолкли, и слышались только хриплые вздохи да скрип половиц энгавы, когда старики выбирали более удобное положение для своих немощных тел. Аямэ предпочла сосредоточиться на медитации и успокоении. Она стояла с закрытыми глазами, когда Тосиюки вновь заговорил:

– Ты должна понимать, что мужчины и женщины разнятся, и ты…

Он не закончил. Раздался свист разрезаемого мечом воздуха, и влажные капли осели на лице Аямэ. Дождь? Нет, ведь еще мгновение назад небо было чистым…

Она подняла голову и столкнулась взглядом с Тосиюки, из глаз которого быстро исчезал жизненный свет. Над ним стоял юноша. Растрепавшиеся черные волосы прикрывали половину лица, которое искажала дикая, безумная улыбка, но Аямэ слишком хорошо знала его. Он коротко рассмеялся и толкнул Тосиюки ногой. Тело медленно повалилось вперед, а вот голова оказалась быстрее. Она отделилась от тела и покатилась по энгаве, оставляя за собой кровавую дорожку.

Аямэ с трудом подняла руку, стерла с лица кровь, окрасившую кончики ее пальцев, и взглянула на старейшин.

Члены Совета молча, с удивлением и непониманием смотрели, как голова Тосиюки прокатилась по дощатому покрытию, а после с влажным звуком упала на белый песок двора. Еще мгновение в главном поместье клана Сайто стояла тишина, а после старики неповоротливо, но как можно скорее попытались встать со своих мест и броситься бежать, однако ёкаи – бесчисленное множество ёкаев – заполонили двор. Они набросились на старейшин, потроша всех без разбору. Ёкаи всех видов метались по священной земле, но Аямэ обходили стороной, словно проклятую.

– Твоя… вина… – неожиданно прохрипел отец совсем рядом, и Аямэ дернулась в сторону. Не успело тело упасть на землю, как к нему тут же подскочили несколько каси и принялись раздирать его на части.

Это походило на кошмар. Аямэ словно вернулась на поле боя, вот только теперь он разворачивался на территории ее собственного клана.

– Аямэ, – раздался мужской голос, не давая ей до конца осознать происходящее, и она подняла голову, встречаясь с почти такими же голубыми, как и у нее, глазами. – С днем рождения! Я исполнил твое желание?

– Хитоси? – неуверенно прошептала Аямэ, надеясь, что ошибается, но глаза ее не обманывали. Шрам над губой вился вверх кривой, неровной улыбкой, слишком знакомый, чтобы принадлежать кому-то другому.

– Ты словно не рада подарку? – Хитоси снова улыбнулся – шрам натянулся, перекашивая лицо и делая выражение лица безумным, – и покачал головой. – Я так старался, чтобы все сложилось именно сегодня, надеялся порадовать тебя… И вот благодарность.

– Зачем ты это сделал? – Аямэ пропустила мимо ушей его неуместную колкость, сосредоточившись на ёкаях, которые продолжали раздирать уже мертвых старейшин. Пальцы нервно, отчаянно сжали пустые ножны, пока разум пытался понять, как именно ёкаи смогли проникнуть на территорию клана: глициния всегда отгоняла любое зло, так почему теперь не справилась?

– Сестрица, ты всегда хотела править кланом. И я подарил тебе эту возможность. Больше никто и никогда не посмеет сказать, что ты недостойна, что ты неправильная или что-то сделала не так. Ты вольна поступать так, как считаешь нужным. – Хитоси продолжал улыбаться. Его руки сжимали катану – старую, но все еще крепкую, без единого скола и трещины, с потертой кожей на рукояти, с выцветшим от времени омамори вместо подвески и цубой[116] – слишком простой, по мнению большинства Сайто.

– Мне не нужны подобные подарки, – сквозь зубы прошипела Аямэ.

Безоружная, в окружении ёкаев, перед братом, убившим семью и гордившимся этим, Аямэ чувствовала себя как никогда беззащитной. С нее будто сняли все одеяния и оставили обнаженной перед лицом толпы. Но и тогда она бы смогла сохранить спокойствие, а сейчас думала лишь о том, сможет ли призвать сикигами достаточно быстро, чтобы духи ее защитили. О призыве Цубасы не было и речи. Его убьют на месте, стоит ему появиться здесь, – в этом Аямэ не сомневалась.

– Но разве не ты во всеуслышание говорила, что желаешь смерти старейшин? Я исполнил твою волю, как и полагается верному подданному, я выполнил поручение главы клана и боюсь, что теперь ничего нельзя изменить.

– Ты обезумел! Пусть я и сказала, что желаю от них избавиться, но никогда не думала… – Аямэ замолчала, тряхнула головой и упрямо, даже зло уставилась на Хитоси. – Как мог ты заключить сделку с ёкаями? Ты, который пострадал от них едва ли не больше других?

– Больше других? Ты об отце? Это старейшины поведали тебе, как погибла моя семья? – Хитоси прищурился, и в глазах его никогда прежде не горело такое сумасшествие, как сейчас. Раньше Аямэ считала, что это отголоски воспитания Сайто: взращенная ненависть к ёкаям, чувство собственного превосходства над остальными и жажда выгрызать себе путь на вершину любой ценой. Но теперь понимала: безумие Хитоси появилось не из-за правил клана, оно выросло подобно сорняку, который вовремя не искоренили.

– Все в клане знают, что твоя мать умерла при родах вместе с младенцем из-за убумэ[117], а отца погубил мононоке. – Аямэ старалась говорить уверенно, но теперь сомневалась в каждом слове.

Хитоси в ответ рассмеялся – дико, громко, закинув голову назад, словно услышал прекрасную шутку. Но когда он посмотрел на Аямэ, в его взгляде не отражалось ничего, кроме могильного холода.

– Матушка никогда не встречалась ни с одним ёкаем. А отец покончил с собой после того, как эти самые старейшины, которые только что обвиняли тебя в недостойном поведении, практически заставили его убить сестру матушки, телом которой завладел демон. Он никогда не хотел становиться оммёдзи. Умолял предыдущего