Экспансия на позавчера - Алексей Небоходов

оформился как государство с чёткой вертикалью власти, – продолжил Керн. – Там построено общество, в котором главное – служение идее, чётко структурированные обязанности и стабильность, исключающая любые революции.

Лиана скрестила руки на груди.

– Значит, они выбрали человека, который стал воплощением стабильности, предсказуемости, кого-то, кто не допускал отклонений от линии, кто умел удерживать порядок ценой любых решений, – протянула Лиана, задумчиво следя за голограммой. – В этом есть своя логика, но также есть и ловушка.

Керн кивнул, слегка улыбнувшись, словно ожидая этого замечания.

– Он не просто стал символом государства, – уточнил он. – Он стал его краеугольным камнем. На нём построена сама структура Орд-Нока, его административный аппарат, принципы управления, концепция власти. Без него система просто не могла бы существовать в том виде, в каком она есть сейчас.

Голограмма изменилась, и на экране возник новый образ – мужчина с острыми чертами лица, пронизывающим взглядом, с осанкой человека, привыкшего держать ситуацию под контролем.

– Оливер Кромвель, – продолжил Керн, делая лёгкий жест рукой, словно представляя его официально.

Иван нахмурился, рассматривая голограмму. Он привык видеть исторические изображения, гравюры, статуи, но здесь перед ним был человек – живой, пусть и цифровой.

– Впервые вижу его настолько реалистичным, – пробормотал он. – Сложно воспринимать его просто как исторический образ, когда он выглядит так… осмысленно.

Керн слегка улыбнулся.

– Он отвечает за структурирование власти. В его руках находится вся административная машина, система законодательных реформ, стратегические планы развития. Именно он формирует долгосрочную политику Орд-Нока, обеспечивая его устойчивость.

Изображение сменилось. Теперь перед ними появился человек, которого невозможно было спутать ни с кем другим. Узкие, напряжённые глаза, твёрдый взгляд, суровая складка рта.

– Иосиф Виссарионович Сталин, – негромко сказал Иван, ощущая странное напряжение от одного лишь взгляда на его проекцию.

Пока Керн не сводил взгляда с голограммы, его голос был ровным, но в нём слышалось что-то большее, чем просто передача фактов.

– Вначале он занимал пост советника, курировал дисциплину, следил за общественным порядком и механизмами контроля за населением. Его влияние быстро росло, он выстроил мощную систему безопасности, разработал методы подавления потенциальных угроз, а также лично курировал исполнение законов и регулировал структуру внутренней власти.

Лиана внимательно изучала его голограмму, её глаза слегка сузились.

– Но теперь его нет? Что случилось?

Керн медленно покачал головой, задержав взгляд на проекции, как будто вспоминая детали, прежде чем ответить.

– Его устранили. Система, которую он помог создать, не могла позволить ему выйти за рамки своей функции. Он пытался перехватить власть, но Орд-Нок не терпит тех, кто угрожает установленному порядку.

Голограммы снова изменились. Теперь перед ними появилась другая запись – закрытые заседания, напряжённые лица людей в строгих мундирах.

– Он попытался устроить переворот, – продолжил Керн. – Считал, что Орд-Нок должен быть ещё жёстче, что система недостаточно контролирует людей, что необходимо ужесточение идеологии и административного аппарата. Он пытался перекроить структуру государства по собственному образцу, но это привело к конфликту с теми, кто строил его до него.

Лиана качнула головой.

– Он стремился к большему контролю? – переспросила Лиана, её голос был напряжённым, будто она пыталась осмыслить сказанное.

– Он не просто хотел усилить контроль, – Керн выдержал паузу, позволяя словам осесть в сознании собеседников. – Он стремился к полной власти, к полному подчинению всех аспектов жизни Орд-Нока под свою единоличную концепцию.

Иван долго вглядывался в голограммы, словно пытался найти в них скрытый смысл. Наконец, он заговорил, его голос был твёрд, но в нём звучала некоторая неуверенность.

– Значит, его устранили. Они не позволили ему перейти черту?

Керн спокойно кивнул, его выражение оставалось неизменным, но в глазах читалось понимание неизбежности.

– Да. Он стал угрозой системе, которую сам же помог выстроить. В Орд-Ноке нет места для тех, кто ставит свою власть выше структуры. Он знал это, но попытался изменить правила.

Перед ними возникло последнее изображение – короткая запись, пустой кабинет, документы, оставленные на столе, словно человек ушёл, собираясь вернуться, но не вернулся.

– Теперь в Орд-Ноке нет места для таких фигур, – добавил Керн. – Их государство выстроено на логике, где нет нужды в диктаторах. Они решили, что стабильность важнее, чем культ личности.

Иван провёл языком по губам.

– Но ведь они создали культ Брежнева, превратили его в нечто большее, чем просто лидера, – Лиана слегка наклонила голову, изучая реакцию Керна. – Разве это не противоречит их страху перед сильной личностью?

Керн чуть приподнял брови, словно вопрос её не удивил, но ожидание ответа он считал важным.

– Они создали не культ личности, а его иллюзию, – пояснил он. – Символ, который может существовать в строго определённых рамках. Он стабилизирует систему, но сам по себе не может её изменить. Это разница между иконой и диктатором.

Лиана нахмурилась. Её пальцы легко касались края стола, будто помогая сосредоточиться.

– Получается, они боятся самих себя? Боятся, что символ может стать чем-то большим?

Керн внимательно посмотрел на неё, его взгляд сузился, но в голосе прозвучало спокойствие.

– Они боятся не самого символа, а хаоса, который может породить его неправильное восприятие. Они помнят, к чему приводят революции, и не собираются давать истории повториться.

В комнате воцарилась тишина. Иван перевёл взгляд на голограммы, затем на Лиану. Он чувствовал, что Керн ещё не рассказал всего, но уже понимал, что мир, который они знали, остался далеко в прошлом.

Голограммы вновь изменились, и перед Иваном и Лианой развернулся совершенно другой мир. После холодной логики Орд-Нока, строгих линий и выверенного порядка, этот город выглядел иначе. В отличие от чётко структурированных улиц и зданий военного государства, Летари напоминал сложную, но гибкую систему, где каждый элемент находил своё место, но при этом не сковывался жёсткими рамками.

Архитектура здесь не подчинялась единому стилю: органические формы переплетались с технологичными, здания казались продолжением ландшафта, а общественные пространства выглядели так, будто каждый житель имел право на участие в их формировании. В отличие от Орд-Нока, где будущее было предопределено жёсткой дисциплиной, в Летари всё развивалось естественным путём, на основе гибкости и адаптации.

– Здесь совсем другой принцип, – негромко заметила Лиана, наблюдая за тем, как проекции улиц оживают перед ними, демонстрируя ритм жизни города. – Это общество без строгих регламентов?

Керн кивнул.

– В отличие от Орд-Нока, Летари не строился по заранее продуманному проекту. Он развивался сам, меняясь под влиянием людей, которые его населяют. Здесь никто не задаёт строгие правила, но тем не менее, система работает. Это не анархия, а управление через баланс интересов.

На голограмме появились площади, заполненные людьми, конференц-залы, где шли открытые обсуждения, образовательные учреждения, работающие по принципу самообучения.

– Наше общество основано на равенстве и