Жизнь в режиме отладки - Гизум Герко

* * *

К вечеру мы вышли на большую поляну на высоком берегу реки.

Место было невероятно красивым. Вековые сосны обступали ее со всех сторон, а внизу, под обрывом, шумела темная вода, перекатываясь на порогах. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в драматичные багровые и золотые тона.

— Привал! — громко скомандовала Света, скидывая свой рюкзак. — Здесь ночуем.

Команда ожила. Все действовали слаженно и быстро, как хорошо отлаженный механизм. Андрей и еще несколько парней принялись расчищать место под костер и заготавливать дрова. Миша с кем-то уже разворачивал полевую кухню, извлекая из рюкзаков котелки и пакеты с провиантом. Девушки начали ставить палатки, их движения были отточенными и уверенными.

Я стоял посреди этой суеты, чувствуя себя немного потерянным. Я не знал, за что хвататься. Попытался помочь с дровами, но едва не уронил себе на ногу тяжелое бревно. Попробовал помочь с установкой общей большой палатки-кухни, но запутался в стропах и чуть не повалил всю конструкцию. Каждый раз кто-то из ребят с дружелюбной усмешкой отстранял меня, говоря: «Лех, не парься, мы сами, ты лучше отдохни». Я чувствовал себя неуклюжим и бесполезным. В своем мире, мире кода и алгоритмов, я был экспертом. Здесь, в мире палаток и костров, я был беспомощным новичком.

Наконец, Света сжалилась надо мной.

— Лёш, вот, держи, — она протянула мне небольшой чехол. — Это твоя персональная однушка. Самая простая в установке. Давай покажу, как.

Она быстро и ловко, буквально за пару минут, показала мне, как собрать каркас и натянуть тент. Под ее руководством я кое-как справился со своей задачей. Моя маленькая оранжевая палатка стояла немного криво, но она стояла. Это была моя первая маленькая победа в этом новом для меня мире.

Когда стемнело, в центре поляны уже весело плясал большой костер. В котелке над огнем аппетитно булькало что-то похожее на гречневую кашу с тушенкой. Люди расселись вокруг огня на бревнах и походных ковриках, разливая по кружкам горячий чай. Атмосфера была невероятно теплой и дружеской.

Разговоры полились рекой. В основном, конечно, про работу. Ребята травили байки про неадекватных заказчиков, про эпические сбои в продакшене, про собеседования, на которых задавали абсурдные вопросы. Я слушал их и улыбался. Это было так знакомо, так… нормально. Это был тот самый язык, на котором я говорил всю свою сознательную жизнь.

— А ты, Лёш, так и не рассказал, где пропадаешь? — спросила Света, когда общая волна шуток немного улеглась. — Кирилл что-то говорил про какой-то секретный НИИ. Это что, серьезно?

Все взгляды обратились ко мне. Я на мгновение замялся, вспоминая подписку о неразглашении.

— Ну, вроде того, — уклончиво ответил я. — Государственная контора, старой закалки. Занимаемся анализом… специфических геофизических данных.

— Ого! Аномальные зоны, что ли? — с интересом подался вперед Миша. — Как в «Сталкере»?

— Что-то вроде того, — усмехнулся я. — Только без мутантов. В основном просто странные цифры и непонятные названия.

— А как ты их анализируешь? — спросил Андрей, водитель. — Это же, наверное, дико интересно, когда данные не подчиняются стандартной логике.

— Ну… пытаюсь найти эту нестандартную логику, — отшутился я. — Приходится много импровизировать. Это как отлаживать код, написанный инопланетянами. Интересно, но голова пухнет.

Я старался говорить легко и небрежно, но чувствовал, как внутри все напрягается. Я ходил по очень тонкому льду, пытаясь рассказать правду, не раскрыв при этом никаких секретов.

Потом разговор плавно перетек к воспоминаниям. Света начала вспоминать университетские годы, наши общие проекты, смешные случаи с преподавателями. Я смотрел на нее, освещенную пляшущими отблесками костра, и видел, как сильно она изменилась. Ушла юношеская неуверенность, появилась спокойная сила и независимость. Она нашла свое место в жизни, стала лидером, которого уважали. И я почувствовал укол легкой, светлой грусти по тому времени, когда мы все были просто студентами с большими надеждами.

Позже, когда большинство уже разбрелось по палаткам, я остался у догорающего костра с Андреем. Он оказался не просто водителем и специалистом по снаряжению, но и на удивление глубоким, вдумчивым человеком.

— Знаешь, а я тебе верю, — неожиданно сказал он, глядя на угли. — Про то, что данные не подчиняются логике.

— В смысле? — удивился я.

— Я давно увлекаюсь всякой… эзотерикой, философией Востока, — он усмехнулся. — Для ребят это просто хобби, а я серьезно копаю. И во многих древних текстах говорится, что реальность — это не то, чем кажется. Что есть другие уровни, другие законы. И то, что мы называем наукой, описывает лишь тонкий верхний слой. Как думаешь, где граница познания? Может ли математика описать то, что лежит за пределами материального мира?

Его вопрос застал меня врасплох. Я вспомнил объяснения Игнатьича про «Информационную Вселенную», рассказы Гены про «ману» и «заклинания». Я думал об этом последнюю неделю почти непрерывно.

— Я… я не знаю, — честно ответил я. — Но мне начинает казаться, что эта граница гораздо более размыта, чем я думал. Что, возможно, и эзотерика, и физика, и математика — это просто разные языки, которые пытаются описать одно и то же.

Мы проговорили еще около часа. О природе сознания, о квантовой неопределенности, о том, что древние мистики и современные физики-теоретики, по сути, говорят об одном и том же, просто используя разный понятийный аппарат. В этом бородатом айтишнике я неожиданно нашел родственную душу, человека, который, так же как и я, стоял на границе двух миров, пытаясь заглянуть за ее пределы. Это было невероятно.

Пора было спать. Света позаботилась обо мне: мне выделили не только палатку, но и теплый спальник с ковриком. Усталость навалилась мгновенно, как только я забрался внутрь. Я лежал, слушая, как потрескивают угли в костре и как шумит река, и чувствовал странное умиротворение. День, проведенный в «нормальном» мире, оказался на удивление полезным. Он не только дал мне отдохнуть, но и показал, что даже здесь, вдали от НИИ, есть люди, которые задаются теми же вопросами. И что, возможно, я не так уж и одинок в своих поисках.

* * *

Воскресный день прошел в неспешном возвращении.

Мы проснулись от пения птиц, позавтракали остатками вчерашней каши, быстро и слаженно собрали лагерь, не оставив после себя ни соринки, и отправились в обратный путь. Дорога назад всегда кажется короче. Мы шли почти молча, каждый погруженный в