Станция "Фронтир" - Никита Семин

10 силуэтов. Потрёпанный камуфляж, молнии на рукавах. Оружие – затёртое до блеска. Лица – тени под глазами, челюсти сжаты. Взгляды – раскалённые докрасна, впившиеся в трап. Полукруг. Пальцы на спуске. Звенящая тишина, разрывающиеся дыханием.

Один молодой боец с перебинтованной головой, нервно теребил предохранитель винтовки – пальцы дрожали. Рядом ветеран с пустым, как выжженная поверхность, взглядом уставился куда-то вдаль, за Дмитрия.

Передними стояла тройка оруженосцев. Безупречная харканская броня. «Громовержцы» наготове. Кейл – на шаг впереди, сканирующий взгляд, ощущая десятки невидимых прицельных меток, жгущих броню спины. Сухость во рту мешала глотнуть.

Алексей Боунд вышел из тени. Высокий, стройный, но – колени чуть подгибались от напряжения, сжатая пружина, искривлённая под гнётом. Холод металла рукояти пистолета леденил ладонь сквозь перчатку. Бледное лицо в глубоких тенях, лихорадочные глаза. Форма охраны без опознавательных знаков, только выжженная молния на плече. Шагнул вперёд, игнорируя своих, взгляд прикован к Кейлу. Шаги глухо отдавались.

Сержант перегородил дорогу. Голос низкий, ровный, режущий тишину: – Алексей. Знаю зачем. Не начинай. Не стоит.

Боунд остановился в метре. Губы искривились в оскале усталости и ненависти.

– Кейл, – голос – хрип наждака, – При всём уваженьи… Пошёл на хуй. — произнёс мужчина, ткнул пальцем в трап: – Заберу щенка под стражу. Сделаю с ним то же, что он с Тарой. Око за око.

Движение Кейла – молния. «Громовержец», — взметнулся ствол – на уровень груди Алексея. Щелчок грохнул, как выстрел.

Последовала цепная реакция. Щелчок ещё висел, когда десять стволов бойцов охраны взметнулись в ответ. Лязг металла, шипение плазмы, щелчки затворов – слились в угрожающий аккорд. Алые и ядовито-зелёные лазерные точки заплясали на броне харканцев.

Тишина сгустилась до физического давления. Воздух трещал статикой ненависти. Гул «Дитя Грома» приглушался, поглощённый звенящей пустотой. Взгляды охранников станции пылали, пальцы впились в рукояти. Оруженосцы замерли в полуприседе, дробовики направлены в центры масс.

Кейл не дрогнул. Ствол – на грудь Алексея. Голос – низкий, ровный, убийственно ясный: – Ну что, Алексей? Устроим повтор ангара «Гамма»? Всё поляжем. Твои. Мои. Новые гробы вместо мести Таре?

Боунд сверлил взглядом. Дрожь ярости ходила по телу, кулаки сжаты до хруста, – То, что сделал твой «командор»… – голос сорвался на хрип, полный презрения, – Это было дико. Животно. Он не наказал – он сломал её! Перед всеми! Этим только подтвердил её слова! Трус! Щенок в броне, боящийся силы!

Кейл медленно, очень медленно, начал опускать ствол. Движение тяжёлое, как сдвиг плиты. Целеуказатели не исчезли, но напряжение сдвинулось.

– Знаю, – голос потерял холодность, проступила усталая горечь, – Знаю. И мне эта жестокость – кость в горле. Не оправдываю. Перед тобой. Перед ней. Перед всеми, — сержант кивнул на охранников, – Скажу одно, — произнёс мужчина, сделав шаг вперёд, сокращая дистанцию до минимума, игнорируя стволы.

Взгляд впился в лихорадочные глаза: – Если он пропадёт здесь… Пришлют другого. Из Харканс-холда. Не факт, что лучше, — голос Кейла упал до опасного шёпота, только для Алексея: – Пришлют только за головой Мирта? Или наводить их порядок? Порядок, где ваши нарукавники с молнией станут мишенью на стрельбище нового хозяина «Фронтира»?

Слова повисли, ядовитые и тяжёлые. Алексей не отвечал. Дыхание участилось, грудь бурно вздымалась. Ком отчаяния встал в горле. Глаза, узкие щели ярости, метались между каменным лицом Кейла и мрачными лицами своих бойцов – юнец с дрожащими пальцами на предохранителе, ветеран с пустотой во взгляде. Чьи стволы дрожали, наведённые на харканцев. Тиканье невидимых часов судьбы гулко отдавалось в тишине, сливаясь с гудением корабля.

– Поэтому, – Кейл сделал микрошаг вперёд, броня почти касалась груди Алексея, голос окреп, вернув стальную твёрдость, – предлагаю. Вы, — кивок на охранников – уходите. Сейчас. Мы, — взгляд на оруженосцев – сопровождаем Дмитрия. Вы не мешаете. Не мстите. Не ближе трёх метров. А мы… – задержал дыхание, взвешивая. – …как только голова Мирта в пепле Силекса – мы уходим. Навсегда. Тогда… всё вернётся на круги. Договорились?

Алексей закрыл глаза. Лицо исказил спазм борьбы – вопль Тары с носилок против ледяного шёпота Кейла: "...мишенью...". Боунд открыл глаза. Взгляд метнулся к своим людям. Новый командор... чистка... ПСР на стене... Он вдохнул резко, как перед прыжком в бездну, воздух обжёг лёгкие. Когда глаза открылись, огонь в них сжался в ледяную глыбу решения. Взгляд встретился с Кейлом. Короткий, резкий кивок. Вынужденная капитуляция.

– Договорились, – хрипло выдохнул сержант, ощущая, как сухость во рту сменяется горьким привкусом победы, купленной угрозой. Мужчина опустил дробовик окончательно. Палец остался на спуске.

Алексей развернулся к своим. Один взгляд. Едва заметный жест кисти. Стволы «Плутов» начали опускаться – медленно, неохотно, с лязгом и шипением. Лазерные точки погасли. Ярость сменилась тяжёлым, угрюмым ожиданием. Они не уходили. Отступали. Шаг за шагом, лицом к врагу, сохраняя дистанцию, образуя живой коридор ненависти, стену из сжатых челюстей и глаз, полных немой клятвы.

Тишину сменил скрежет подошв, сдавленное ворчание. Охрана станции расступилась. Взгляды, как раскалённые иглы, впивались в спину Дмитрия, в броню оруженосцев. Воздух трещал статикой непролитой крови.

Скрип сапог по трапу, гулкий в звенящей тишине. Дмитрий появился в проёме шлюза. Спускался медленно, хромая, каждый шаг по металлическим ступеням отдавался тупым ударом в сломанные рёбра, выжимая сдавленный стон. Одна рука прижимала грудь, другая висела у кобуры. Пятна крови Тары на форме чернели в стробоскопе. Лицо – каменная маска, но глаза метались, оценивая ловушку – коридор из кулаков и взглядов, обещавших расплату, как в ангаре D-7.

Остановился на последней ступени. Взгляд скользнул по спине Алексея – немому укору – потом к Кейлу. Короткий кивок.

Дмитрий шагнул вниз. Скрип сапога по решётке трапа прозвучал гулко, как выстрел в тишине. Шаг прогремел глухо, как удар по гробовой крышке. Пошёл вперёд, в горло коридора. Стробоскоп выхватывал лица: искажённое рычание юнца, мертвенные глаза ветерана, сжатые в бессильной ярости губы женщины с плазменным резаком. Собственная тень, длинная и кривая, плясала на стене, смешиваясь с тенями ненависти. Взгляды охраников давили... Тишину рвал только скрежет шагов, свист дыхания сквозь зубы и чей-то сдавленный, животный стон позади. Шёл сквозь молчаливый приговор.

Кейл и оруженосцы шли за ним, дробовики наготове, спины напряжены, сканируя шеренги. Сержант ощущал десятки невидимых прицелов, жгущих их фигуры. Варек нервно сглотнул. Но шеренги стояли. Только сжатые челюсти, дрожащие руки на оружии и глаза, полные обещания: «Позже».

Алексей не повернулся. Комок ярости, спина – немой вызов. Дмитрий прошёл мимо,