Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

Девушка снова видела землю, белые утесы и высокие поросшие травою холмы. Над взгорьями и долинами летела она, и вот добралась до обширной возвышенной равнины, где длинные вереницы людей с помощью веревок перетаскивали, поднимали и устанавливали громадные каменные глыбы. Часть хенджа[22] была уже готова, остальное она с легкостью могла себе домыслить. Ей достаточно часто описывали Хоровод Великанов, так что она сразу узнала огромное кольцо камней. Надзирал за работами мужчина, очень похожий на ее отца, но он в свой черед подчинялся невысокому и смуглому, как большинство силуров, человеку, напоминавшему Гая; сила била в нем через край. Он махнул рукой в сторону хенджа – и вытатуированные на его предплечьях драконы задвигались: под кожей ходуном заходили мускулы.

Налетевший порыв ветра всколыхнул высокие травы, и картина снова преобразилась. Эйлан завороженно наблюдала, как перед ее взором гаснут и вспыхивают все новые видения. Менялись краски, черты и обличья; на острова приходили народ за народом. Но опять и опять подмечала она в ком-нибудь знакомый жест или выражение глаз – дедовскую манеру играть на арфе, царственную грацию Лианнон, а вот и она сама выезжает на колеснице, словно королева. Подле нее – высокий, статный мужчина; Эйлан узнала в нем того, чье прикосновение некогда открыло ей доступ к собственной силе.

А звонкий, чистый голос откуда-то из-за грани мира все пел:

Пребудет впредь, что было испокон;

Из бездн морских поднимется дракон;

Лишь тот, кто мудр, свободой наделен…

В последнем видении взору Эйлан предстал истрескавшийся гранитный холм, поросший лиловым вереском. С моря налетали стылые западные ветра – и проносились над холмистыми полями. В этом промозглом, насквозь продуваемом месте деревья росли только вдоль пролива: там, где остров глядел на унылый берег большой земли. Эйлан догадалась, что это Мона, и картина тотчас же сменилась. Теперь девушка видела своих соплеменников: друидов, одетых в белое, и женщин в темно-синих платьях. Все эти люди складывали из веток громадные погребальные костры. Лица их были мрачны и угрюмы.

В первое мгновение девушка не поняла, что происходит. Но вот на противоположном берегу замерцали огни. Она заморгала: это сверкали римские доспехи. Обитатели Моны тоже заметили отблеск; миг – и пламя костров взвилось к небесам. Жрицы в танце выступили вперед: они пронзительно выкрикивали заклинания; по земле метались и извивались их черные тени. Поначалу солдаты нерешительно попятились; но офицеры настойчиво подгоняли их вперед, и наконец первая шеренга с плеском бросилась в море. Воды пролива вскипели; легионеры, борясь с волнами, пробивались вперед, к острову. На берег они выбрались мокрые насквозь; в свете костров клинки их отсвечивали алым. С беспощадной решимостью солдаты бросились на друидов, убивая всех на своем пути; по лезвиям мечей текла кровь – еще более кармазинно-яркая, нежели отблики пламени.

Но вот все стихло; воцарилась тишина. Догорающий отблеск пожарища сменился холодным серым рассветом. К месту побоища уже слетелось воронье. На глазах у Эйлан птицы с карканьем взмыли ввысь, пятная небеса черными крыльями.

Дракон уснул – Орел добычу рвет;

Луна оплачет Воронов полет;

То, что посеет злоба, жалость жнет…

Пока звучала песня, сердце Эйлан пронзила невыносимая скорбь. Глаза ее наполнились слезами – и видение растаяло.

Когда мир наконец обрел четкость, она увидела, что снова стоит у озерца. Но уже не одна. В воде отражалась чья-то фигура: подняв глаза, Эйлан увидела мужчину в плаще из пятнистой бычьей шкуры и в наголовнике, украшенном крыльями сокола и увенчанном ветвистыми оленьими рогами. Глаза девушки расширились: в этот наряд друиды облачались только для самых священных обрядов.

– Владыка… – с подобающей почтительностью поприветствовала его Эйлан. – Владыка, кто ты? – В первое мгновение незнакомец напомнил ей деда, но теперь она осознала, что друид куда моложе, несмотря на серебряные нити в бороде, а в глазах его сияет такая мудрость и отражается такая сила, каких девушка ни в ком прежде не видела – разве что как мимолетные проблески.

«Таким до́лжно быть Арданосу!» – подумала про себя Эйлан. Вот так же, во время священных обрядов, она порою прозревала в Лианнон отблик истинной сущности великой Жрицы.

Незнакомец улыбнулся, и девушке показалось, будто вокруг стало еще светлее и ярко вспыхнула гладь озера.

– Я сменил множество имен и обличий. Я был Солнечным Соколом и Белым Конем, Златым Оленем и Черным Вепрем. Но здесь и сейчас я – мерлин Британии.

Эйлан сглотнула. Об этом ей рассказывали наставницы: титул мерлина в прежние времена носил архидруид. Но душа, которой титул сей принадлежал по праву, облекается в плоть отнюдь не в каждом поколении, и говорили, что лишь величайшим из друидов доводилось повстречаться с мерлином в Ином мире.

Девушка облизнула пересохшие губы.

– Чего ты от меня хочешь?

– Дщерь Священного острова, готова ли ты служить своему народу и своим богам?

– Я служу Владычице Жизни, – твердо отвечала Эйлан. – Я стану исполнять Ее волю.

– Се – час знамений: много дорог сойдутся вместе, но только с твоего согласия, ибо открывшийся пред тобою путь потребует от тебя отдать все, что имеешь, и ежели последуешь ты этим путем, то не встретишь на нем ни понимания, ни награды. – Мерлин неспешно зашагал вдоль озерного берега.

– И что же говорят знамения – чему благоприятствует этот час? – Его присутствие рядом, такое явственное и осязаемое, подавляло своею мощью. Эйлан порадовалась про себя, что из древних преданий знает, как отвечать мерлину.

– Час сей благоприятствует посвящению в жрицы по древнему обычаю, – мягко проговорил мерлин. – Тебя учили, что жрица должна быть девственна, но это не так. Служительница Богини отдается мужчине в свой час и в свою пору, а когда сила, переполняющая ее, схлынет, возвращает себе верховную власть. Она приносит себя в дар – но овладеть ею не дано никому. Она дарует благодать Священному королю, дабы тот передал благословение своей королеве и земля возродилась к жизни.

– Так ты этого от меня потребуешь? – Эйлан почувствовала, что дрожит. – Но я не смогу… Я не знаю как!

– Не ты, но Великая Богиня, воплощенная в тебе, свершит сие… – От его улыбки у Эйлан перехватило дыхание. – И я призван пробудить Ее.

Он расстегнул плащ, жесткая бычья шкура соскользнула на землю, и девушка увидела, что он совершенно наг: живое воплощение исполненного мужской силы бога. Он пригладил непокорные завитки на ее висках – Эйлан подумалось, что