Гиблое дело - Кори Доктороу

– Присаживайся, – сказала Фыонг, и Ана-Люсия плюхнулась рядом.

– Вот это ты сегодня устроила, – сказал я.

Она улыбнулась, и мы стукнулись кулаками.

– Одна я бы не справилась. Даже республиканцы постарались, сразу прояснили вопрос, так сказать.

Мы фыркнули в унисон. Достав электронную сигарету, она капнула туда масла и затянулась. Потом капнула еще, протянула Фыонг, и та вдохнула дым, затем поманила меня к себе, выдохнула мне в губы, и я ощутил себя восторженным подростком. От возбуждения травка моментально ударила в голову, и на душе стало приятно и хорошо.

– Господи, вот бы все получилось, – сказал я. – Нет, если республиканцы добьются своего, если Флотилия победит, это будет кошмарно по умолчанию. Но я все думаю, как будет паршиво, если вы с друзьями уйдете. Ана-Люсия, у тебя такие клевые товарищи. А ты… ты – настоящее стихийное бедствие. Паршиво, конечно, что тебе пришлось переехать, но как же нам с тобой повезло.

Она уставилась на меня с нечитаемым выражением. То ли грустная, то ли злая. Я осознал, что только что ляпнул.

– Блин, нет, прости, я не хотел… прости. Господи, Ана-Люсия, прости, пожалуйста. Я даже представить не могу, каково тебе. Разумеется, ты хочешь домой. Я просто…

Она махнула рукой.

– Не хочу я домой, – сказала она. – Пойми ты: мы уехали из Техачапи не от великой скуки. Мы боролись. До последнего. Люди пахали, пока не начинали валиться с ног. Мои родители допахались до смерти. Мы умоляли штат и федералов помочь, выделить денег на лекарства и воду. Мы писали во все крупные компании, умоляя разместить в Техачапи колл-центр, чтобы мы могли там работать. У вас здесь самоуправление, вы сами распределяете рабочие места по гарантии занятости. А в Техачапи за это отвечает округ, где заседает толпа старых добрых дедов в красных кепках под белыми колпаками, и любая «зеленая» инициатива рубится на корню.

Убедить людей уехать было непросто. Сначала пришлось убедить их, что нельзя оставаться, что дома для них ничего нет и никогда не будет. Некоторые семьи поколениями жили в Техачапи – они там родились, выросли, встретились, сыграли свадьбу, завели детей. Для них это родина, а на родине сама земля – часть семьи. Там так красиво: дикая природа, настоящее небо. Член семьи. Потом город начал умирать. Знаешь, как заболевшая бабушка: сначала ничего, а потом все хуже и хуже, и в какой-то момент сил терпеть боль просто не остается и ни у кого уже не возникает вопросов, что будет дальше. А раз так, то нужно прощаться, понимаешь?

Мы не просто уехали из Техачапи – мы его похоронили. Он умер. Мы не можем вернуться домой. Нет больше дома. Как туда возвращаться? Выкопать бабушкины кости и усадить ее во главе стола?

Фыонг коснулась ее руки.

– Получается, Бербанк или пропал, да?

Ана-Люсия покачала головой. Темнота скрывала выражение ее лица.

– Я бы уже ушла, но остальные не захотели. Я ведь не просто так выбрала именно Бербанк. Изучила территорию, места под застройку, отношения властей к программам «Нового Зеленого курса», демографию, все-все-все, чтобы уговорить людей переехать. Ну, и уговорила на свою голову – половина теперь видит в нем землю обетованную.

– Бербанк – хороший город, а пытается стать еще лучше, – заметил я. – Люди часто выбирают знакомое зло, не винить же их за это.

– О, еще как винить. Вот он, главный грех человечества, потенциальная причина нашего вымирания: мы готовы до упора держаться за прогнившую систему, потому что не знаем наверняка, будет ли новая лучше.

– Ладно, – сказал я. – И ты искренне думаешь, что в другом месте будет лучше?

– Нет, – сказала она. – Не думаю. Я отказалась от этой мысли, когда поняла, что с судами проблема не только у нас, а по всей стране. Когда поняла, что мир разделился на победителей и проигравших, на людей, которым повезло жить на возвышенности, повезло иметь деньги на переезд. Они-то будут в порядке, а остальные? А, пусть тонут или мрут с голоду, лишь бы хватило народа прислуживать высшей расе, готовить им, растить их детей и стричь газоны. Таким они видят мир, а эти придурки надеются, что им тоже перепадет кусок счастья, хотя по факту стоит рассчитывать на должность прислуги, и то в лучшем случае.

– Удручающе, но логика проглядывает, – сказала Фыонг. – Ну, как бы то ни было, лично я рада, что вы остались. Приходится держать марку. И вообще, то ли еще будет. А так и процесс отладим, и с новыми крутыми соседями потусим.

Ана-Люсия цыкнула, но беззлобно.

– Что с вас взять, «зеленые». Во всякую чепуху верите.

– Еще как верим, – подтвердила Фыонг.

– Я так и вовсе во втором поколении, – добавил я.

Ана-Люсия застонала, затянулась и передала сигарету по кругу.

К тому моменту даже двигаться было лениво. Денек выдался долгим – я проснулся еще до будильника, а он был установлен на половину четвертого утра. Эмоциональное напряжение, бурбон, вкусная еда, убойное масло индики Аны-Люсии, вкусный запах Фыонг – я сидел и ощущал себя индейкой, которую достали из духовки и разрезали стягивающие лапы веревочки. Мясо буквально сходило с кости.

В этот момент и появились республиканцы. Явно подпитые – видимо, они тоже решили расслабиться у друзей. В руках они держали горящие факелы – наверняка рассчитывали нас напугать, но по факту я просто расхохотался, когда все-таки осознал, что это такое.

– Брукс! – заорал кто-то. Кеннет? Нет, Деррик. Он выглядел на все свои семьдесят с лишним: сутулый, краснощекий, в большой ветровке, с одной рукой за спиной, как персонаж старых вестернов, прячущий пистолет. И не боялся ведь отстрелить себе жопу.

Он привел с собой толпу мужиков. В некоторых я узнал друзей дедушки, но были и незнакомцы. В основном ровесники Деррика, но среди них попадались и относительно молодые, бритые наголо бородачи с воинственными взглядами. Кто-то в пальто, чтобы спрятать винтовку. Кто-то в спортивных куртках с выпирающими подмышками.

Меня охватило странное спокойствие. Они пришли с оружием – а значит, пришли убивать. Хотели бы припугнуть – хватило бы пистолета. Арсенал тут не нужен. То есть сегодня я мог умереть.

Но это спокойствие… Я уже видел смерть, видел в лицо, видел, как умирают самые дорогие мне люди. Я знал, что однажды она догонит меня. И сейчас, влюбленный, в окружении лучших на свете людей, вышедший победителем из битвы, где должен был проиграть, я был готов умереть. Стать мучеником. Смерть неминуема. Так почему бы не умереть во благо? Весь город услышит, что ополченцы